Ранним утром Тино с осунувшимся лицом вышагивал по двору, выкуривая сигарету за сигаретой, ожидая, когда сын принесет ему кофе, в то время как Ливия прогуливалась по набережной, спрятав нос в шарф, чтобы защититься от осеннего ветра, дующего с моря. По неподвижной лагуне скользили рыбачьи лодки, и она смотрела, как на небе постепенно появляются нежные рассветные полосы, пронизывая его серыми и голубыми, перламутровыми и эфемерными оттенками.
Ее письмо в организационный комитет выставки «Хрустальный рыцарь», которая должна была состояться через полгода в Париже, было готово. Ей оставалось только подписать его. Она просила аккредитации для мастерских Гранди из Мурано, чтобы они могли выставить предметы, изготовленные из стекла чиароскуро. Составляя письмо за дедушкиным столом, она не могла сдержать улыбки, наслаждаясь ощущением триумфа.
Ливия была уверена, что ее примут с распростертыми объятьями. После окончания выставки поступит много заказов. Банк охотно предоставит им кредиты для закупки необходимых компонентов. Она уже видела, как идет по ковровым дорожкам, и мужчины в серых костюмах приветствуют ее с почтительным, а не высокомерным видом, как часто бывало в ее кошмарах. Все печи Дома Феникса вновь заработают на полную мощность, а мастера будут надувать щеки и играть мускулами среди снопов искр.
Шум в прихожей заставил ее вздрогнуть. Она резко вскочила, сердце забилось быстрее.
— Кто там? — крикнула она.
Ливия бросила быстрый взгляд на фужеры, стоявшие на ткани, в которой она принесла их из мастерской домой. Вдруг кто-то пытается их украсть? «Нет, это глупость», — разозлилась она на себя.
Она подошла к двери и осторожно выглянула в коридор.
— Боже мой, Флавио! — воскликнула она.
Ее брат лежал на боку около стены, словно тряпичная кукла. Падая, он опрокинул вешалку. Она бросилась к нему, но тут же поняла, что он не ушибся. Лицо его было бесцветным, глаза закрыты. Она вдохнула крепкий запах, исходящий от его одежды и изо рта. По ее телу пробежала дрожь одновременно гнева и страха.
Ливия закрыла входную дверь и стала напротив него, уперев руки в бока.
— Ты опять напился! — упрекнула она его.
Флавио, опираясь на руки и ворча, с трудом приподнялся. Он прислонился затылком к стене, обнажив бледную шею. Было такое ощущение, что его тело ему не принадлежит. Раненая нога лежала перед ним, словно полено.
Ливия стиснула зубы, но наклонилась, чтобы помочь ему. Она могла только догадываться, сколько раз Флавио приходил домой в таком состоянии, когда она этого не видела. На острове все наверняка были в курсе. Он выглядел жалко в полурасстегнутой рубашке, покрытой подозрительными пятнами, с нездоровым лицом и всклокоченными волосами. Он внушал ей одновременно и стыд, и страх, потому что она столкнулась с чем-то, что было выше ее понимания и на что она не могла повлиять.
Наконец Флавио открыл помутневшие глаза и облизнул губы.
— Прости, если разбудил тебя, сестренка. Я не хотел шуметь, — усмехаясь, произнес он, еле ворочая языком.
Ливия не знала, что ответить. Ей хотелось как следует встряхнуть его и закричать, что он не имеет права вести себя как ничтожество, в то время как она выбивалась из сил, чтобы спасти мастерские, их будущее и будущее людей, которые ей доверяли. Ей хотелось причинить ему боль, отхлестать его по лицу, чтобы на щеках остались следы от ее пальцев, сказать ему, что он трус и эгоист, недостойный носить фамилию Гранди. А еще ей хотелось уткнуться ему в грудь и зарыдать во весь голос, потому что она бросила своего сына, разрываясь между двумя несовместимыми мирами — мастерскими и своим мужем, потому что неотступное воспоминание о мужчине из Богемии заставляло ее просыпаться среди ночи от безумной тоски.
Флавио поднял руку таким усталым жестом, что он показался ей женственным.
— Оставь меня… Пора идти спать.
Она медленно наклонилась, чтобы собрать шапки и пальто, раскиданные вокруг них. Затем, поддавшись внезапно навалившейся усталости, бросила их и опустилась на пол напротив брата.
В люстре, висевшей над их головами, не хватало лампочек, а от ее цветных стеклянных плафонов на стены с облупившейся краской падали причудливые тени. Вдоль плинтусов виднелись темные следы сырости. На консольном столике лежала груда конвертов: корреспонденция не вскрывалась уже несколько недель.
Флавио издал глубокий вздох и снова закрыл глаза.
— Не думаю, что сейчас подходящий момент для серьезного разговора, сестренка. Я немного устал…
Он лихорадочно провел пальцами по своей шее, словно ему не хватало воздуха. Сидя неподвижно перед ним, она не сводила с него глаз, и, похоже, ему было не по себе от ее пристального взгляда.