Некоторые из молодых женщин хлопали ресницами, не пытаясь скрыть своего внимания или намерений. Проведя большую часть последних лет в окружении преимущественно мужского жречества Облачного Змея, Акачи решил, что оставить Гроверам его небольшие проявления индивидуальности будет, пожалуй, к лучшему.
Нигде он не увидел ненависти и ярости, присущих вчерашнему нападению.
Конечно же, нет. Это хорошие гроверы, те, кто работает на полях, как положено.
Мимо, направляясь на поля, ковылял старый гровер. В качестве трости он использовал согнутую палку. Формально такое использование было преступлением, но кто же запретит человеку иметь необходимый костыль? Его халат был настолько грязным, что казался скорее коричневым, чем серым.
Дирт Так капитан Еджиде называла гроверов.
Акачи отогнал эту мысль; она была недостойной. Сидя здесь в той же одежде, что и вчера, он вряд ли являл собой образец чистоты.
На другой стороне улицы он заметил молодую гроверскую женщину, привалившуюся к стене доходного дома. Она изучала его, ее глаза были невероятно яркими.
Я знаю ее.
Он видел ее раньше, когда покидал Северный собор.
Заметив его внимание, она кивнула, повернулась и зашагала по улице, исчезнув за первым же углом.
Кто она? Шпионила ли она за ним? Он отметил про себя, что должен сказать об этом капитану Еджиде. Сейчас ему нужно было сосредоточиться. Он пришел сюда, чтобы подумать.
Сон.
Это был не сон. Это было видение.
Он думал, что его отправили в Пшеничный округ, потому что епископ Залика ненавидела его отца.
Но это было совсем не так. Вернее, возможно, причина была в Залике, но теперь Акачи знал, что он здесь потому, что этого хотел Облачный Змей.
Дым и разрушения. Гроверы подняли восстание.
Это было немыслимо, но нельзя было игнорировать видение богов.
Он вспомнил девушку из сна. Была ли она здесь, в Пшеничном районе?
Он рассмеялся. Где еще она может быть? Он никогда не забудет ее черты. Этот шрам.
Облачный Змей, повелитель охоты, показал Акачи свою добычу.
Вернувшись в свои новые покои, Акачи уничтожил последних пауков и убрал самую страшную паутину. Прожив семь лет в одной маленькой комнате с Нафари, он чувствовал себя далеким и одиноким. Хотя эти покои были гораздо меньше тех, которыми наслаждалась епископ Залика в Северном соборе, это были самые величественные покои, которые он видел с тех пор, как покинул родовое поместье в Кольце жрецов. Хотя они и были большими, им не хватало красоты и изысканности его дома. Все было из простого камня. Тоска по дому сдавила ему грудь.
Вежливое покашливание с дальней стороны занавеса, который он повесил, чтобы отделить свои комнаты от остальной части церкви, прервало его размышления.
«Войдите, - сказал он.
Капитан Еджиде просунулась сквозь занавеску. Она на мгновение замерла, изогнув бровь, осматривая комнату.
Когда она замолчала, он сказал: «Много пауков. Только один скорпион».
«Вам повезло. Комнаты для гвардейцев кишат. Гьяси прогнал красную змею».
Акачи не знал, кто такой Гьяси, и тем более не знал, как можно прогнать смертоносную гадюку.
Наконец внимание капитана Еджиде остановилось на нем, и глаза не скрывали, что она его разглядывает. Ее руки пересекала решетка шрамов - бледные гребни. Даже лицо было в шрамах. Она выжидающе смотрела на него. Такая абсолютно спокойная и уравновешенная.
«Вы зашли поздороваться?» - спросил он.
«Там, - сказала она, - на улице. Спасибо».
Акачи передернулся, чувствуя себя неловко.
«Ты не обучен сражениям», - сказала она, глядя на него, словно замерев, словно впервые увидев его.
«Я нахуали Облачного Змея».
«Охота и война - две совершенно разные вещи. Это было смело».
«Храбро? Я был в ужасе».
«Именно это и делает его храбрым. Никогда больше так не делай», - повторила она. «Наша задача - защитить тебя. Ты усложняешь ее, подвергая себя опасности».
«Простите, - солгал он. Если ты еще раз так на меня посмотришь, я буду делать это тысячу раз.
Он уже собирался рассказать ей о Грове, который наблюдал за ним, как вдруг она резко сказала: "У нас есть церковные дела".
«Уже? Я еще не распаковал вещи».
«О, неуместность. Гровер подошел к Лутало, пока тот стоял на страже у входа в церковь. Видимо, в округе есть женщина, которая не отдала ребенка в церковь».
Он понятия не имел, кто из них Лутало. Кто-то позволил Грову забрать ребенка домой? «Как такое вообще возможно? Его украли?»
«Я думаю, она родила в своей квартире».
«Она родила в лачуге гроверов, а не в санкционированной церкви?» Он удивленно покачал головой.
«Такое случается», - сказал капитан. «Они думают, что смогут позаботиться о них. Они думают, что смогут спрятать их от нас». Она пожала плечами. «Они не слишком умны».
Согласно Книге, гроверы были слишком невежественны, слишком глупы, чтобы доверить им воспитание детей. Все гроверы рождались в церкви, перед богами, и воспитывались нахуали в яслях. Это было для их же блага.
Капитан Еджиде склонила голову набок, ожидая.
«И?» - спросил он.
«И мы должны забрать ребенка». Когда он ничего не сказал, она продолжила. «Вы должны прийти. Ты должен отдать ребенка в руки богов. Ты должен решить, какое наказание понесет женщина».
«Точно. Забыл». Читать об обязанностях нахуали в древних текстах было совсем не то, что выполнять их. «Какое наказание предписано?»
«Как у нахуали, у тебя есть некоторая свобода действий в этом вопросе».
Некоторые «Что типично?» - спросил он. «Что вам приходилось видеть?»
«Самое мягкое наказание, которое я видела за это преступление, - пятьдесят ударов плетью на публичной площади».
Как часто это происходило, чтобы у нее был богатый опыт? «Не так уж плохо».
«Женщина умерла через неделю».
«О.»
Капитан Еджиде пожала плечами. «Так бывает не всегда. Дирты обычно довольно прочные».
Акачи не был уверен, как он относится к термину «дирт». Хотя оно и подходило, но было определенно уничижительным. Никто из студентов-священников Северного собора никогда его не употреблял. Впрочем, никто из них и не встречался с гроверами.
«Если ты готов, - сказала она, - мы пойдем».
«Сейчас?»
«О нет, - сказала она, - в удобное для вас время, конечно. Может быть, сначала поедим на свету и вздремнем?»
«Правда?»
Она вздохнула, покачав головой. «Ожидание не облегчит ситуацию. Лучше сделать это до того, как она привяжется к малышу».
Привязанность. Он представил, как кто-то угрожает забрать одного из детей его матери. Она бы покончила с мирами. Ни одна сила во всем Бастионе не устояла бы перед ее гневом.