Еще чуть больше недели, и я смогу отправиться домой!
Отец должен быть впечатлен.
Сделав глубокий вдох, он успокоил себя. Жрецы должны были служить в каждом кольце, пока они зарабатывали свой путь внутрь, к богам. Эта должность, пусть временная и пустяковая, была первым шагом на пути домой. Но даже в этом случае пройдут годы, прежде чем он вернется в Кольцо Жрецов и снова увидит своих родителей.
«Сколько времени займет путь до Пшеничного района?» - спросил он.
Капитан Йеджиде посмотрела на солнце, прищурившись. «Если мы будем идти в быстром темпе, то, возможно, успеем до ночи».
«Тогда в путь».
Капитан кивнул, резко свистнул, и «колибри» образовали свободный караул вокруг Акачи, Нафари и Джумоке.
Покидая Северный собор, он чувствовал себя так, словно заново покинул свой дом в Кольце Жрецов. Все, что он знал, осталось позади.
Пришло время оставить детство позади». Отец Акачи сказал это, когда Акачи покидал их дом в Кольце Жрецов.
Это были его последние слова перед тем, как отправить Акачи в путь.
Не «Я люблю тебя».
Не «Я горжусь тобой».
А скорее напутствие не разочаровывать.
Акачи было двенадцать. Теперь, в девятнадцать лет, после семи лет обучения в Кольце Гроверов в качестве аколита, он был помазанником нахуали Облачного Змея, Повелителя Охоты, и шел по стопам своего отца.
Пришло время оставить детство позади.
Думаю, да, отец. Он вспомнил вчерашнюю попытку пробраться в крыло, где жили аколиты Драгоценного Пера, и поморщился. По крайней мере, я начал, - поправил он.
Акачи замедлил шаг, когда они вышли на улицу. Стоя в тени в дверях одного из домов, он заметил молодую женщину. Она была прекрасна, кожа безупречна, белки глаз невероятно яркие, как будто светятся изнутри. Женщина смотрела на него непоколебимым взглядом, лицо было лишено всякого выражения. Там, где другие гроверы были грязными, согбенными от многолетнего труда, она стояла высокая и гордая, с прямой спиной.
Слишком чистая. Казалось, ей больше подошло бы облачение священника, но она была в сером халате, как и все остальные гроверы. Он представил ее в откровенных одеждах нахуали из Драгоценного пера.
Свернув за угол, Акачи и его свита колибри оставили ее позади.
Группа пошла на юг, следуя вдоль Серой стены, разделяющей Гроверов и ремесленников. Бастион был настолько огромен, что пологий изгиб стены был незаметен. Она тянулась бесконечно долго, исчезая в знойной дымке, словно делила мир пополам.
Так оно и есть.
Гров составлял примерно половину населения Бастиона. Другая половина - ремесленники, сенат, банкиры и священники - жила по ту сторону стены.
«Серая стена», - сказал Нафари, - „отделяет все интересное от всего неинтересного“.
«Мы по эту сторону», - сказал Джумоке.
Солнце ползло все выше, уничтожая последние намеки на тень.
Некоторое время спустя, когда желудок Акачи жалобно заурчал, он понял, что жрецы и аколиты, вернувшиеся в Северный собор, сейчас сядут обедать. Страж колибри не проявлял ни малейшего желания замедлиться или остановиться, чтобы поесть.
Хотя все районы вдоль Серой стены теоретически были одинаковы, все они были выстроены по повторяющимся узорам улиц, доходных домов, центральных площадей и церквей, каждый из них в какой-то мере отличался от других. В каждом районе были свои запахи и достопримечательности. Изменились и жители Гроверы Мужчины и женщины бычьего района воняли навозом. В Картофельном районе гроверы носили на себе грязь, в которой работали весь день. В некоторых районах пахло лошадьми или свиньями, а в некоторых - рыбой или гниющими овощами. Куда бы он ни посмотрел, везде видел продукты труда гроверов, вывезенные на телегах, запряженных волами, под присмотром отрядов стражи колибри. Все, что выращивалось в этом кольце, отвозилось в Кольцо ремесленников, где превращалось в пищу, инструменты и материалы, обеспечивающие жизнь Бастиона.
Голод Акачи отошел на второй план, сменившись более требовательной жаждой. И все же Страж не собирался останавливаться. Его ноги болели, не привыкшие к такому насилию.
Они шли, придерживаясь стены.
Глаза следили за продвижением группы. Иногда группы оборванных гров следовали в дюжине шагов позади них на протяжении нескольких кварталов, а затем разломлялись. Капитан Еджиде замечал их, но ничего не предпринимал.
Неужели меня убьют до того, как я доберусь до церкви?
Это, конечно, порадует епископа Залику.
«Мы уже на месте?» - спросил Джумоке, усмехнувшись, когда ближайшая колибри бросила на него раздраженный взгляд.
Ненавистные взгляды преследовали Акачи и его свиту повсюду. То ли из-за присутствия гвардии, то ли из-за его собственной мантии Облачного Змея, он не мог сказать.
Или они ненавидят всех священников?
Ни одна из лекций в Северном соборе не подготовила Акачи к тому, что вокруг него кипит гнев, обсидиановый край недовольства.
После нескольких часов ходьбы капитан Еджиде сказала: «Мы уже в Пшеничном районе».
Они прошли мимо церкви Пожирателя грехов. Нахуали, одетый в бесчисленные слои болезненно яркого белого, с лицом, скрытым под объемным капюшоном, стоял в центре улицы. Голова священника раскачивалась взад-вперед, словно он искал грех по одному только запаху. Нахуали Пожирателя грехов с праведной яростью использовали свою силу, чтобы лечить или распространять болезни. Даже Акачи должен был бы посещать службу в этой церкви хотя бы раз в месяц, чтобы исповедаться.
Не думаю, что мне удастся сильно согрешить здесь.
Нафари, с другой стороны, несомненно, найдет способ. Он уже болтал с одной из женщин-«колибри».
Капитан Еджиде вела их по извилистым улочкам, не сводя с них пристального взгляда. Повернув за угол, она замедлила шаг и подняла руку. Колибри, всегда настороженные, заняли позиции, словно ожидая нападения.
«Что такое, капитан?» - спросил Акачи. Он осмотрел переулок. Улица была завалена мусором. Красный песок припорошил все вокруг.
Раздув ноздри, Еджиде попробовала воздух. «Если идти в обход, это займет час».
Вокруг чего? Акачи видел только то же самое. «Час?» Ноги болели от ходьбы, и он чувствовал себя так, словно выпил последнюю каплю воды два часа назад. Я буду потеть в пыли. Он не видел ничего страшного. «Похоже, здесь тихо».
«Ваше решение», - сказала она, выжидая.
Акачи бросил на Нафари вопросительный взгляд, и его друг пожал плечами, снимая с себя ответственность.
«С одной стороны, - сказал Джумоке, - переулок выглядит более привлекательным, чем главная дорога».
Акачи проигнорировал аколита. Хотя колибри стояли к нему спиной, изучая улицы и переулки, он чувствовал их ожидание, их нетерпение принять решение. Ему еще никогда не приходилось командовать. Он колебался, не зная, что делать. Что, если я ошибусь с выбором? Но это был всего лишь еще один грязный переулок. Может быть, это какой-то ритуал дедовщины, или они проверяют, если он выберет более длинный и трусливый путь?