Разве этого хотело Дымное Зеркало? Неужели все произошло по плану бога? Был ли вообще у Отца Раздора какой-то план, или он стремился лишь к изменениям?
Эфра зашаталась под ее весом, по ее лицу потекли слезы. «Чисуло поставил себя между мной и этим нахуали».
Он знал, что не сможет победить колдуна, и не колебался.
«Он сделал то, что считал правильным,-сказала Нуру. Он всегда так делал».
Эфра смахнула слезы, сердито и грубо. «Как ты думаешь, он бы использовал этого бога? Стал бы он использовать ее, чтобы сделать лучше для себя?» Она заколебалась, а потом добавила: »Стал бы он использовать ее, чтобы сделать лучше для других, для всех Гроверов?»
Использовать бога? Нуру чуть не рассмеялась. Эта девчонка никогда не уйдет. «Ты знаешь ответ».
«Он был хорош в том смысле, в котором я не хороша». Эфра моргнула, и потекли свежие слезы. «Нам нужен бог».
Нуру хотела возразить, но не смогла. «Куда мы идем?» - спросила она. «Я убила нахуали. Здесь повсюду мертвые Птицы. Облачный Змей будет охотиться на нас. Мы мертвы».
«Пока еще нет». Эфра потерла шрам, обдумывая возможные варианты. «А Мать-Смерть знает все, что знаешь ты?»
«Нет. Я для нее никто».
«Хорошо».
Обе женщины захромали прочь, оставив позади трупы своих друзей.
Нуру положила свою руку на руку Эфры и крепко сжала ее. «Скажи мне, что ты не планировала этого. Скажи, что ты не знала, что это случится».
Эфра сжала ее руку в ответ. « Ничего.»
«Ты лжешь?»
«Да, но только немного. Я знала, что грядут изменения и одной мне не выжить». Она рассмеялась, горько кашлянув от боли. «Я думала, что смогу использовать природное лидерство Чисуло - то, как к нему тянулись люди, - чтобы объединить Пшеничный округ и Кольцо Гроверов». Она отвела взгляд, скрывая боль. «Я думала, мы будем вместе».
Это была, признала Нуру, приятная мечта.
Но эта мечта умерла.
«Теперь мне придется сделать это самой», - сказала Эфра.
"Нет, - сказала Нуру. «Мы сделаем это».
«За мной все равно никто не пойдет».
Я так и сделаю.
Боль нарастала внутри Нуру, сжимала ее сердце в жестокий кулак, грозя вырваться наружу в криках страдания.
Все мои друзья мертвы.
Друзья? Это слово не подходило для них. У гроверов не было семей, но Чисуло, Бомани, Хэппи и Омари были ее.
Она чувствовала себя такой одинокой.
«Я говорила ему, что он погибнет, делая правильные вещи», - пробормотала Эфра.
Нуру с безжалостной жестокостью загнала боль вглубь.
Я не одна. У нее была Эфра. У нее была Мать-Смерть.
И Отец Раздора, какими бы ни были его причины, был на их стороне.
Что мне теперь делать?
Она не знала, что делать. Ей хотелось убежать, спрятаться.
Но именно так поступали гроверы.
А что неделают гроверы?
Они не объединялись в группы. Они не боролись. Они не брали свои жизни в свои руки.
Колибри с длинными обсидиановыми ножами все равно придут, в этом она не сомневалась. Они все еще собирались расправиться с Гроверами.
Когда колодцы наполнятся пеплом, а поля сгорят, начнется война за еду. Весь Бастион будет против гроверов. Она вспомнила о недовольстве в Кольце крафтеров.
Может быть, не весь Бастион.
Сможет ли она объединить два кольца? Сможет ли она возглавить гроверов?
Полагаю, мы это узнаем.
Она воспользуется этим недовольством. Она использовала бы голод и отчаяние. Она использовала бы и богов, и смертных. Она спасет Бастион, потому что так поступил бы Чисуло.
Чисуло. Бомани. Хэппи. Омари.
Мертвы.
Голова болела, за глазами пульсировало.
Ушли.
Взяты.
Боги, как же больно.
Пройдя по щиколотку в пепле, они вернулись в дом, чтобы забрать Изабиса. Змея обвилась вокруг шеи Нуру и тут же уснула.
Омари лежал мертвый, и Нуру пошла с ним попрощаться. Она поцеловала его в лоб и заплакала.
Эфра боялась, что любовь сделает ее уязвимой, что терять ее будет больно. Как же она была права.
Ничто не могло сравниться с этим.
Чисуло.
Его отсутствие было зияющей раной, вырезанной в душе Нуру.
Потекли слезы. Она не могла их остановить.
Повернувшись, она увидела, что Эфра тоже плачет.
Поднявшись, Нуру обняла ее. Они плакали, прижавшись друг к другу.
«Мы должны идти», - всхлипывала Эфра, уткнувшись в волосы Нуру.
Нуру кивнула и отстранилась. Какое-то время они стояли, держа друг друга за руки, видя боль в глазах других и понимая ее.
Наконец, молча собрав свои скудные пожитки - объедки несвежей еды, драгоценные резные инструменты и краски Нуру, - они ушли.
Мир был пуст.
Выйдя из дома с Эфрой на руках, Нуру остановилась, чтобы посмотреть на догорающий горизонт. Она видела, как отчаявшиеся гроверы собираются у забитых пеплом колодцев. Она знала будущее, видела его ясно. Когда в сердце Бастиона станет поступать меньше еды, Птицы придут в полном составе. Они будут обрабатывать гроверов как никогда усердно, отчаянно пытаясь накормить город.
Нахуали ошибались, боги не были сердцем Бастиона. И жрецы тоже. Сердцем Последнего города были гроверы.
Дымное Зеркало даже не представляло, что оно привело в движение. Оно не знало, что натворило, выбрав Эфру. Нуру не могла понять, зачем ему понадобилось возвращать Мать-Смерть в город.
Мы собираемся уничтожить все это.
АКАЧИ - ЗЕРКАЛО СЕРДЦА
Запредельные миры окружают нас, их реальности сталкиваются с нашими, а иногда и просачиваются сквозь них. Правильно обученный нахуали, приняв правильную комбинацию наркотиков, изменяющих восприятие, может не только видеть сквозь завесу, разделяющую миры, но и вызывать помощь из альтернативных реальностей. В дыму, в грибах, в истончении завесы можно найти союзников. Но и за завесой существуют опасные существа. Злые духи, демоны, бледные души, изгнанные со стены, которые были слишком сильны, чтобы умереть. Стена - это наша защита. Завеса - наш щит.
-Книга Бастиона
Акачи очнулся на алтаре в своей церкви. Жертвенный кинжал все еще лежал у него на груди. Откинув голову набок, он посмотрел краем глаза. Кровь заливала руны под ним.
Моя кровь.
«Мы все питаем богов», - прошептал он.
Он должен был зарезать себя, чтобы боги получили его кровь, а кинжал - его душу.
Скоро, пообещал он Еджиде, мы будем вместе.
Глядя на кинжал, он понял, что не может этого сделать, не может заставить себя лишить себя жизни. Он был трусом. Стыд разбил его, и он заплакал.
Акачи собрал последние силы. Им двигала потребность убежать от своих неудач, от своего унижения. Ненасытный голод зарождался в его нутре, отравляя вены. У него не было ни эрлаксату, чтобы унять боль, ни зорионтасуны, чтобы утопить ее в блаженной эйфории. Единственным наркотиком, оставшимся в его распоряжении, было...
Разломленными пальцами он нащупал на шее мешочек с джайнкоем. Потребовалось несколько попыток, прежде чем ему удалось открыть его. Гриб был предназначен для смешивания с другими наркотиками, а не для приема в чистом виде. Но ему было все равно.