Дым и зеркала

Из зала алый ковер вновь тек по ступеням –Широким, широким,И я поднималась в молчанье.Дубовые двери:Столовая, что ли, за ними?Так мне показалось: там были забыты остаткиТрапезы пряной – летали над блюдами мухи…На блюдах – рука человека,Съеденная наполовину,И голова, отрубленная по шею, –Женская голова. И лицо, увы,При жизни точь-в-точьНа мое было похоже!»«Спаси нас Господь, – закричал тут отец невесты,От этих кошмаров!Да может ли быть такое?!»«Конечно же, нет», – заверяю.Улыбка блондинкиПрячется в серых глазах.Уверенья нужны людям!«За столовой – новая зала.Она огромна!Весь этот дом не стоит ее, наверно!А в зале этой – браслеты и ожерелья,Кольца, бальные платья, меха, накидкиИ кружевные сорочки, и шелк, и батист,Женские башмачки, муфты и ленты!..Сокровищница?Гардероб? Не понимаю –Ведь под ногами – рубины горят и алмазы.За залой этой… о Боже… попала я в Ад.Во сне… Это сон… Я видела головы женщин.Я видела стену, к которой гвоздями прибитыБыли их руки и ноги.Видела гору грудейОтрубленных. Гору кишок, из тел извлеченных.В чашах – глаза, языки!..Говорить не смею!Нет! Не могу! И летали черные мухи!Мухи гудели – низко и монотонно!«Вельзевул – Вельзевул – Вельзевул», –В их гуденье звучало.О, я забыла дышать!Я стремглав убежала –И привалилась к стене, исходя слезами!»«Да, вот уж лисья берлога!» –Смеется блондинка.(«Вот уж ничуть не похоже», –Так я шиплю.)«Грязные твари лисы. Всегда раскидаютУ логов своих –И кости добычи, и перья.Лиса по-французски – «Renard»,И «Tod» – по-шотландски».«Уж как человека зовут –Того не изменишь», –Шепчет отец невесты.Он едва не дрожит, да и гости тоже:Светит камин,И пылает,И эль льется.По стенам – чучела лисьи, трофеи охот.Невеста вновь говорит:«Услыхала снаружиЯ скрежет и грохотИ побежала скоро –Тем же путем, что пришла.По ковру, по ступеням широким –Поздно! – ведь двери внизу уже открывались.Бросилась вниз –По лестнице словно слетела – г-Спряталась под столом –И там ожидала,Бога молила и в смертной тряслась дрожи».Она на меня указала.«Да, вы, сэр,Вошли – и хлопнули дверью, и в дом ворвались.И юную женщину вы за собой тащили –За рыжие волосы и за тонкую шею.(Длинными, непокорнымиРыжие волосы были…)Она кричала. Билась. Спастись пыталась.А вы, господин мой, только лишь усмехались –В испарине шея и грудь,Улыбка сияет!»Невеста гневно глядит.На скулах – румянец.«И взяли тогда вы старинныйШирокий тесак,Мой дорогой мистер Лис…(Помню – она кричала!)И ей перерезали горло – от уха до уха.Я слышала стоны, и хрипы, и бульканье крови…Закрыла глаза – и молилась,Пока все не стихло.Так долго – так долго! – все длилось, –Но после стихло.А я смотрела… А вы свой тесак держали –И улыбались. И кровь по рукам стекала…»«Во сне, дорогая», – напоминаю я снова.«Во сне, дорогой.Она на полу лежала,И резали вы, и кромсали, и резали снова.И голову вы от плеч отсекли ударом,И в мертвые губы страстным впились поцелуем.Отрезали руки – тонкие, бледные руки,Корсаж разорвавши, груди ей отсекли вы.А после вы плакали. Выли, подобно волку.А после – внезапно – голову вы схватилиЗа волосы – помню,Рыжими волосы были –И с нею взбежали наверх по широким ступеням.Вы скрылись.А я убежала назад, в конюшню,Там оседлала Бетси –И вдаль умчалась,Домой, по Белой дороге…»Теперь все глядят на меня.Я ставлю свой эльНа деревянный стол – мореный, старинный.«Не было этого, – ей ли я говорю, всем ли собравшимся? –Не было этого, Боже,И быть не могло.Просто кошмарный сон.Право, врагу такого не пожелаю!»«Но перед тем, как сбежала я с этой бойниИ поскакала на Бетси по темным аллеям,И понеслась назад по Белой дороге –А кровь-то еще была свежей, –(Свинке ли вы перерезалиГорло тогда, мой мистер Лис?),До того как домой вернуться,Как бездыханной упасть перед вами,Отец и братья…»Честные фермеры.Все они – как один –Любят лисью охоту.Пялятся вниз – на свои охотничьи сапоги.«… Так вот. Перед этим, мой мистер Лис,Я подняла с пола – из свежей крови –Руку ее, дорогой. Руку женщины той,Которую вы на глазах моих растерзали».«Это всего лишь…»«Нет!Это не было сном!Тварь!Синяя Борода!»«Это не…»«Ты – Жиль де Рэ. Ты убийца!»«Боже спаси – такого не может быть:»Она улыбается – жесткой, холодной улыбкой.Темные кудри змеятся вкруг светлого лба,Как розы – в решетке беседки.На бледных щеках пылают кровавые пятна.«Вот, мистер Лис! Рука!Белая, тонкая эта рука!»Выхватила из-за корсажа(Грудь – в чуть заметных веснушках,Как жеСнилась мне эта грудь), –Швырнула на стол, –Прямо на стол, –Прямо против меня!Братья, отец и гости –Глядят жадно.Я поднимаю…И правда – рыжая шерстка.А лапка и коготкиУже и закостенели, и с одного конца –Кровь, что давно засохла…«Да это же не рука!» – пытаюсь сказать.Поздно. Первый кулакУже вышибает душу,Дубинка из тяжкого дубаБьет по плечу,Тяжелый сапог четко сбивает на пол.А после удары просто сыплются градом, –Сжимаюсь в комок,Умоляю,Сжимаю рыжую лапку…Должно быть, я плачу.И вижу тогда – ее:Блондинку с тонкой улыбкой и серым взором.Она поднимается – длинные юбки шуршат, –Выходит из комнаты…Весело ей было!Но – далеко, на мили, ей путь до дома…Уходит – и я, корчась на каменных плитах,Вижу под юбками рыжий пушистый хвост.Орать? Но силы на крик уже не осталось…Ночью она побежит –На всех четырех, легко –По Белой, Белой дороге…А вдруг охотники, детка?Ведь может быть?«Отвага прекрасна, – шепчу, подыхая, – но нас она убивает!..» Вот и конец истории!