— Внимание Ее Величества, — ведет головой белый кот, будто откидывая назад несуществующую челку… странный жест, если подумать, — само в себе награда. И если перевести эти слова с альбийского на аурелианский, они будут значить «последствия мы будем считать потом». А что гостю только что сказали «хорошо бы вашему послу за все его похождения досталось — и вам заодно», он, конечно, прекрасно понял.
— Вы, без сомнения, правы, — кивает господин Гордон. Очень так признательно кивает. Ну да, кто же не помнит, что в прошлом году он был удостоен королевской аудиенции? Собственно, двух.
— Вы здесь лучший судья, шевалье. Людей невежественных и не знающих подоплеки наверняка удивляло то, что вы оказали услугу одной коронованной особе, а вознаградила вас за это другая. И тут тоже нужно было быть глухим, чтобы не услышать «ведь ваша собственная королева не платит верным слугам добром — да и не стоит того, чтобы ей служили». Забавно, что Гордон только формальности ради высказывает некое неудовольствие, отвешивает собеседнику четвертинку недовольного взгляда. Или не забавно, если знать, что господин секретарь разделяет все взгляды господина герцога, а тот не скрывает уничижительного мнения о двоюродной сестре.
— Впрочем, — замечает Уайтни, — всяк кулик свое болото хвалит, а всякий гражданин своего правителя.
И это уже двойное оскорбление, ибо Марию Каледонскую в этих стенах именно что забыли похвалить — и жители Аурелии и Каледонии называют себя не гражданами, а подданными. Это может продолжаться бесконечно. Сейчас прекрасно понятно — на наглядном примере — как Очень Тихое И Невероятно Усердное Каледонское Привидение во время марсельской кампании ухитрялось доводить до икоты не только союзников, но и половину свиты господина герцога. Вот так вот — запросто. С явным удовольствием. И с видом оскорбленной невинности, на которую посягают негодяи…
— Господин герцог Ангулемский приглашает господина Уайтни к своему столу.
Прошу следовать за мной, — иногда слуги в этом доме ходят так, чтобы их слышали заранее, а иногда… Бедный, бедный господин Гордон. Какое сокрушительное поражение в первом туре поединка!..
— Господа, — улыбается фицОсборн, — я желаю вам приятного дня, но вынужден вас покинуть. Должен же кто-то в этом мире заниматься делом. Кроме альбийского посла.
«Я хотел увидеть его вблизи, — думает, идя вдоль анфилады Дик Уайтни. — Увижу. Буду сидеть за одним столом и отвечу на тысячу вопросов, наверное. Смогу разглядеть эту живую легенду, как мне захочется. Господин Маллин подарил мне монетку и отправил на ярмарку, добрый человек — еще бы научил, как на этой ярмарке веселиться…» И аппетита, как назло, нет ни малейшего — последние остатки залил вином в обществе Гордона. Да и порог переступать, входить в распахнутые перед тобой двери столовой, не хочется: так и кажется, что лучше остаться со своей выдумкой, не поверять ее никакой практикой — не выдержит же. Свет, зеркала и свечи, как и во всех остальных комнатах этого этажа, голубовато-прозрачные зеркала без рам, легкие, теряющиеся в бесконечных отражениях свечей шандалы, грифоньи и львиные лапы, очень яркий, едва ли не снежно-белый и на диво холодный свет. Серебро и золото столовых приборов, хрусталь и фарфор, все пышно и роскошно, на аурелианский лад — а кроме самого хозяина за столом больше никого нет. Положенные поклоны и приветствия — сами собой, не думая. Занять указанное место. Взгляд — пока хозяин не обратился с вопросом — на собственные руки. Обмен любезностями, к счастью, был кратким — и даже не включал в себя разговор о погоде. Впрочем, в виду неприлично сухой осени и недавних пожаров на севере, погода могла быть опасным вопросом.
— Признаться, — заметил вдруг хозяин, — я не могу понять, почему слава моего дальнего родственника не дает покоя стольким людям. Или же выбор костюма отражает собственные пристрастия сэра Кристофера?
В посольстве, на улице, да почти где угодно на нейтральной территории Дик был бы благодарен за подобный вопрос: какой повод для драки! Здесь же нужно было сдерживаться, и это было еще лучше: оплеуха подействовала, равнодушие куда-то уползло, смытое горячей волной — будто бы глотнул подслащенного кипятка в холодную зиму, не здешнюю, а островную.
— В некотором роде, — улыбнулся Уайтни, поднимая голову. — Приятно служить неизменным напоминанием о совместном времяпровождении.
— Кстати, напомните господину послу, что он уже второй раз въезжает в пределы Аурелии, не представившись мне.