— Стучите, — приказывает старший над троими. Если считать по годам, то он моложе спутников, но де Монкада — семья, и союзная, и родственная Его Святейшеству. — Хорошенько стучите. Синьор Петруччи! — горланит он сам пару мгновений спустя. Терпеливым чернявого молодого человека никак не назовешь. — Извольте выйти! «Добром, — добавляет про себя Уго де Монкада. — Потому что если не выйдете добром, то поедете с нами силой, а будете сопротивляться…». Он легко вспыхивает, этот Уго, особенно, если на пути обнаруживается препятствие. И препятствию в виде двери лучше бы убраться с дороги самому. Откройся, сезам, семечек не соберешь. Может быть, служанка слышит этот добрый совет, а может быть, ее Дева Мария надоумила, та самая, с перекрестка. Поспела.
— Синьор Петруччи! — топот по лестнице. Хозяин дома не любит шума. И кажется не очень расположен к господину де Монкада, потому что встречает его на верхней ступеньке крутой лестницы, так, чтобы папский родич вынужден был смотреть снизу вверх… на ровном полу быть бы незваному гостю на ладонь выше хозяина, а так приходится голову задирать. Толедский верзила смотрит и видит: темная мантия, темное серебро, волосы острижены коротко, лицо старого дерева, светлые глаза.
— Доброго вам дня, синьор ди Монкада… — Обращается вежливо, как к соотечественнику. Через «ди», а не через «де». — Чем обязан удовольствию принимать вас в своем доме?
— Извольте поехать со мной, — отсутствие приязни тут вполне взаимное, пожалуй. — Один из спутников Его Светлости тяжело ранен.
— У Его Святейшества и Его Светлости — лучшие врачи города. А я даже не медик. Хозяин дома, как обычно не говорит ничего, кроме правды — он доктор философии, а не медицины, и придирчивая корпорация ромских врачей никогда не принимала его в свои ряды. Да и само предложение немало насмешило бы обе стороны — и корпорацию, и синьора Петруччи. Но полгода назад, когда дальний родич Уго по глупости отсек другому родичу руку, а все ухищрения врачей не смогли остановить кровь, из гроба раненого подняла простая выдумка синьора Петруччи. И за это де Монкада был готов терпеть доктора философии на поверхности земли.