любит больше, чем следует, так это большая удача, потому что мужская сила короля питает землю. И во все это обязательно почти верить. Верить — потому что в какой стране посол живет, на том языке и воет. Понимать всегда лучше изнутри. А «почти» — потому что, уверовав полностью, обязательно упустишь тот момент, когда аурелианцы развернутся и не менее страстно уверуют во что-нибудь другое.
Королевский выход — главное событие придворного дня. Его Величество, восстав от трапезного стола, готов склонить слух к чаяниям подданных. Никто из малых сих не останется не услышанным, всякий голос да достигнет королевского сердца… Господин посол, граф Вьеннский, будучи представителем соседней державы,
обязан присутствовать на больших королевских выходах, выражая тем свое почтение, а также уважение, которое оказывает арелатский монарх царственному брату, невзирая на то, что между братьями уже который год тянется свара. Таков обычай. Все пребывающие в Орлеане послы сейчас тут, в этом зале — и не только послы: господин коннетабль, он же наследник престола, со своей свитой также здесь,
приветствует сюзерена. Ему, как и гофмаршалам двора, генеральному судье, главным коронным чинам, губернаторам и наместникам городов и провинций, и многим другим, в отличие от аурелианской знати, не занимающей должностей, при выходах присутствовать обязательно. Господин посол развлекается: стоит, коробочку на поясе большим пальцем поглаживает, смотрит на двор то через гнутое стекло аурелианского мифа, то собственным любопытным взглядом. А посмотреть будет на что, не сегодня — так завтра, но скорее сегодня.
Потому что весь Орлеан уже гудит, что посреди столицы жулье какое-то арестовали, а у них пергамент, что король-то ненастоящий — и арестовывала жулье это не стража, а вовсе королевская тайная служба, а, значит, дело серьезное. Это событие не обойдется без доклада, конечно. Господин коннетабль, герцог Ангулемский, об этом прекрасно осведомлен — и является ко двору, не боясь, что будет здесь же и взят под стражу, не нашел себе срочного дела, требующего покинуть Орлеан. Чего ему бояться, господину коннетаблю, если из зевак, глазевших на арест жулья, добрую треть составляли совершенно не случайные свидетели события. Не случайные. Люди графа де ла Валле, начальника тайной стражи господина д'Анже… и самого господина коннетабля. Если бы в непривычном месте были замечены только две из трех голов гидры — можно было бы подумать, что готовится либо убийство, либо — уж скорее — переворот. Но раз об аресте заранее знали все три, значит, Его Величество с кузеном как-то договорились. А как, это мы сейчас и узнаем. Грустная и безрадостная картина, хотя нельзя сказать, что неожиданная. Господин Гийом д'Анже, младший брат графа д'Анже, бывшего начальника артиллерии, угодившего к герцогу Ангулемскому в опалу, коннетаблю не друг, не единомышленник, а откровенный враг, насколько этот мягкий молодой человек вообще умеет враждовать. Это общеизвестно. Это неправда, известно господину послу — отношение Гийома д'Анже к коннетаблю зависит лишь от лояльности коннетабля к королю. Но двор об этом не осведомлен, поэтому когда начальник тайной стражи с поклоном докладывает Его Величеству о вчерашнем происшествии, в зале устанавливается давящая предгрозовая тишина. Это интрига — ясно всем, это атака — ясно многим. Нападение. Ибо Валуа-Ангулемы никогда и не скрывали, что считают свою ветвь — старшей. Не скрывали, но и вслух не произносили. А теперь придется выбирать. Солнечный зайчик бьет в угол глаза, заставляя на мгновение ослепнуть, потом исчезает. Альбийский посол — маленький остролицый человек в тяжелой, яркой броне из шитья и камней, уже опускает руку. Зеркальце, наверное, вшито в манжет. Очень удобно, если нужно быстро осмотреться, а голову поворачивать нельзя. Альбиец улыбается, быстро и половиной лица — сейчас мы увидим главное блюдо во всей красе. Свита Валуа-Ангулема, должно быть, ни о чем не предупрежденная, щетинится испуганным ежом, пытается собраться вокруг своего герцога, а тот имеет вид вполне обычный — презрительный, скучающий. Слова начальника тайной стражи его словно бы и не затронули, а сгустившиеся тучи не привлекли внимания. Высокий ярко-красивый человек — есть в нем что-то такое, что не только женщин, но и мужчин смутно тревожит, — стоит выпрямившись как обычно, смотрит на д'Анже, как на блоху. Притягивает взгляды, как кусочек магнитной руды — железные опилки. Король молчит. Ее Величество, пока еще бесстрастная, но вот-вот готовая выразить высочайший гнев, тоже молчит. Голос подает генеральный судья.