Будто чувствуя нервозность молодой учительницы, персонаж неприятнее чем директор остановил её в коридоре:
— Андреа, Марк снова сделал только половину домашнего задания, — еле удерживая на худом носу очки, произнесла миссис Тат, учитель математики. — Потрудись ему объяснить, что так не делается.
Во-первых, объяснять – это работа самой Тат. Во-вторых, Андреа больше не её ученица, чтобы та разговаривала с ней в таком пренебрежительном тоне. Они коллеги. В-третьих… Андреа покорно кивнула. С одиннадцатилетним Марком разобраться проще, чем с шестидесятилетней закаленной скандалами математичкой.
Кабинет директора средней школы в Вэй напоминал попытки бедняка казаться богаче, чем тот когда-либо мог бы быть. Нерабочий телефон гордо красовался на криво зашкуренном столе. Кресло, когда-то бывшее кожаным, превратилось в тканевое, местами отдающее глянцем. Обновленный слой зеленой краски на стенах не сумел скрыть сеточку трещин, идущих от голубого потолка, который, кстати, почему-то не перекрасили.
Директор Уильям Хато – худощавый мужчина средних лет, считал своей обязанностью носить белую рубашку, но та отдавала желтизной больше, чем его зубы. Оправа очков директора словно изначально принадлежала не ему – слишком сильно сдавливала нос на переносице и лицо у заросших висков.
— Андреа, милая, присаживайся, — он указал на деревянный стул напротив его стола. В уме девушка перебирала десятки причин, которые могли бы стать причиной длительной беседы с директором, и ни одна из них ей не нравилась.
На минуту воцарилась неловкая тишина. Мужчина, слишком высокий для собственного стола, сгорбился в кресле, не решаясь начать диалог. Земля из горшка уже увядшего растения комками покрывала подоконник. Вместо живых зеленых побегов торчали окурки.
— Не буду тянуть, — сказал директор, который только и делал, что тянул. — В средних школах Вэй запретили преподавать ан-вэйский язык.
Она сглотнула подступающую к горлу желчь. Догадывалась ведь: давно ходили слухи, что изучать в простых школах язык вражеского народа – бессмысленное занятие, подрывающее патриотический дух среди подростков. Они не вырастут дипломатами, это были дети не тех богатеньких родителей, что могли позволить себе школы получше и обувь поновее. К чему среднестатистическому вэйскому Джону знать язык ан-вэйцев? Для убийства иноземцев, если Джон решит пойти в армию, понимать их необязательно. А если вдруг Джон изберет другую судьбу – удачи, рабочих мест не так много, а преступный мир уже пересыщен другими Джонами.
— Когда? — собравшись, спросила Андреа. Ей нужно было время на поиски новой работы. Смешно, как будто последние полгода она не проводила каждый вечер, штудируя немногочисленные объявления о неподходящих вакансиях.
— Сегодня. Это был твой последний рабочий день. Мне очень жаль, Андреа.
Времени не было. Счетам за электричество и воду она не сможет сказать, что ей жаль, как и Марку, которому на день рождения пообещала если не велосипед, то хотя бы колесо. Он согласился собирать его по частям, по чуть-чуть на каждый праздник.
— Но не расстраивайся, милая, — неожиданно ободряюще улыбнулся директор, — у меня есть для тебя идея. Не оставлять же такую замечательную девушку ни с чем.
Искорка надежды, что давно не посещала девушку, робко прикоснулась к её сжавшемуся в панике сердцу.
Есть план?
Она могла бы быть репетитором, да. Если директор позволит проводить уроки подпольно – да, здорово. Три года безупречной работы не прошли бесследно, верно? Она ведь заслужила. Столько трудилась, набиралась опыта, ночами проверяя кипы тетрадей и неделями обучая безынициативных учеников выговаривать заумные ан-вэйские звуки. Приносила личные книги и учебники, не требуя никаких вложений от школы, рисовала обучающие плакаты с подсказками, придумывала интересные сценарии уроков. Лишь бы увлечь. Лишь бы им, не всегда благодарным ученикам, хотя бы немного понравилось.
План – да, она заслужила капельку поддержки.
— У моего брата небольшая ферма, — заговорщически произнес мужчина. — Я договорюсь с ним, он как раз искал помощницу для сбора клубники. Поработаешь там. Свежий воздух, деньги на руки каждый день, — будто не замечая её расширенных и готовых вот-вот расплакаться глаз, продолжал он. — И я слышал, что за особо прилежный труд он даже угощает своих помощников ведерком клубники после смены. Сам бы пошел, честно.