«Легко отделалась!», — поздравил меня мой мучитель.
Даже страшно представить, что было бы, не ворвись в комнату запыхавшийся Юрий за момент до этого. Он предупреждал, что ему нужно уехать, но каким-то чудом успел вернуться. До сих пор не верю, что ему удалось остановить разъяренного Аркадия. Когда мужчина, не думая о последствиях, собственным телом закрыл меня от своего ненормального шефа с ножом, я посмотрела на него другими глазами. Аркадий сгоряча все-таки успел полоснуть Юру по руке. А после, за пределами этой комнаты они еще долго из-за меня выясняли отношения. Неужели я в самом деле что-то для него значу? А что, если б Юра не успел?
Уши и пальцы на этот раз оставили при мне. Как благородно! Но, только до следующего раза. Когда это произойдет? Сегодня? Завтра? Да плевать! Нельзя постоянно находиться в страхе. Мой организм сам включил состояние анестезии. Лучше так. Ничего не хочу, ничего не чувствую, все по барабану.
Я закрывала глаза и открывала снова, бессмысленно рассматривая белый, местами облупившийся потолок и светильник в стиле ретро. Может, сойти с ума не такой и плохой вариант?
Солнце уже высоко поднялось над деревьями, когда в двери повернулся ключ. Я закрыла глаза.
Рядом с кроватью остановился мужчина, поменял подносы с едой на тумбочке. Комнату заполнил аромат свежей сдобы и какого-то травяного чая. Мозг с легкостью распознавал запахи, но никакого желания съесть что-либо так и не появлялось.
— Я знаю, что ты не спишь, — мягким спокойным голосом констатировал Юрий, когда краешек кровати прогнулся под его весом. — Арина, пожалуйста, посмотри на меня.
Как бездушная кукла открыла глаза и повернула голову в его сторону. Теплая ладонь легла на мой лоб, а на его углубились две вертикальные морщинки между бровей.
— Температуры нет, уже хорошо, — убеждал он сам себя, мне же было абсолютно все равно.
В глубине души я надеялась, что теперь он встанет и уйдет, а я тихо умру в одиночестве. Но не увидев никакого отклика, мужчина неожиданно лег рядом со мной на кровать, откинувшись на спину, копируя мою трагичную позу покойника. Юрий так же, как и я, пару минут просто лежал молча, тупо разглядывая потолок. Но в какой-то момент его руки перекочевали под голову. Благо дело, размеры кровати позволяли двум взрослым людям вполне свободно на ней находиться даже с раскинутыми в стороны локтями.
Я продолжала поддерживать свое безразличное состояние, но должна была признать, что он уже меня заинтриговал и я ждала, что будет дальше.
— Когда мне было лет шесть, — невзначай заговорил мужчина, — у меня был кот по кличке Тишка. Не поверишь, но это был мой единственный настоящий друг.
Борясь с желанием повернуть голову и увидеть искреннюю детскую улыбку на его лице, я упорно пялилась в потолок.
— Моя мать, тогда еще яркая и красивая, часто уходила в запои, и я мог неделями не видеть ее.
Мужчина снова замолчал, а я все-таки повернулась, разглядывая, как напряженно сжимаются его губы.
— В такие дни отец почти все время молча ненавидел меня. По утрам на столе появлялась тарелка холодной каши, в обед после школы я сам разогревал слипшиеся макароны, а вечерами садился за уроки и всякий раз получал от него подзатыльники, — Юрий снова взял паузу и усмехнулся. — И за то, что соображаю слишком быстро, и за то, что отказываюсь отвечать.
Его грудь тяжело поднималась и опускалась, словно каждое из этих воспоминаний было покрыто такими колючками, что достать их, не разодрав душу, не представлялось возможным. На глубоком вдохе он опустил руки вдоль тела, запрокинул голову и прикрыл глаза, а я подвинула свою руку к его, нащупала ладонь и сжала холодные пальцы. В ответ он сжал мои, но так и не повернул головы. Странно было его касаться, даже как-то естественно, словно мы уже делали это когда-то, не считая обработки моей раненой руки.
— Тишка был крупным и в меру пушистым. Мы росли вместе. И он, и я — оба были рыжими. Только кот в поперечных темных полосках, как тигр. Спал всегда только со мной. Ляжет в ногах в кровати и мурчит громко, как трактор! Он мурчит, а я глаза закрою и улыбаюсь от радости. Казалось, даже соседи слышат. Стены в квартире были не толще картонных. Они, в самом деле, все слышали. И как я кричал в тот день, рыдал до воя, умолял остановиться, когда отец убивал его головой об стену.