— Что будем делать?
— Заголять зад и бегать! Черт! Заткнись, Сухой, дай подумать.
— Но не бросать же ее здесь?
— А ты еще женись на ней за моральный ущерб. И будут у вас рыжие дети с во-о-о-т такими бровями, — при этом Бонд резким движением рук сложил над глазами сомкнутые указательные пальцы домиком.
— Не смешно, — нахмурился обиженно Сухой, отворачиваясь от Бонда и девки.
— Мне тоже.
С туристкой разобрались. Напялили очки, шляпу — как новенькая. Оттащили обратно в людное место, где ее вскоре и обнаружили сотрудники заповедника. Сама она, как оклемается, ничего не вспомнит, переживать не о чем.
Сложнее было сообщить о косяке шефу. Долго думали и спорили, как бы так написать, чтоб не выглядеть совсем идиотами. Сошлись на следующем варианте сообщения: «Взяли не ту, преследуем эту». Коротко и ясно, по-мужски.
Шеф почти сразу ответил:
«Восточная мудрость гласит: Ты — хозяин своих слов, пока не высказал их. Когда же высказал, то они — твои хозяева».
Мы переглянулись. Хрен знает, что он имел ввиду, но вроде пронесло! Вот только следом пришло второе сообщение для не особо понятливых:
«Жду объект. Хоть из-под земли достаньте, если сами не хотите там оказаться!»
В эту ночь мы остались на борту нашей вонючей развалюхи. Установили дежурство, чтоб ничего не проспать. Девка скрылась на яхте и на берег больше не сходила.
Ранним утром белобрысый из их компашки куда-то уехал. Вот и отлично, в случае чего, с двумя справиться будет проще. А как только начало пригревать, наша девка с одним из парней ушла под воду.
— Ну что за хрень! Нам под водой ее ловить что ли? — возмущался Юрец, поглядывая в бинокль. — Бонд, ты как, с аквалангом обращаться умеешь?
— Да, было один раз. С дядькой на Урале, на реке в февральские морозы! Это вам не в теплой водичке барахтаться! — Бонд от гордости аж грудь выпятил. — Температура воды плюс один, лед толщиной пятьдесят сантиметров. Сделали две проруби метрах в сорока друг от друга. Фал протянули подо льдом, чтоб не потеряться. Снаряга — очуметь! Все вместе килограмм тридцать, не меньше! Гидрокостюм семь миллиметров, под ним майка неопреновая, капюшон, перчатки, боты. В костюм еще воду горячую заливали, чтоб не замерзнуть.
Бонд озорно по-мальчишечьи улыбнулся, погружаясь в свои воспоминания, и напряженно поднял плечи, словно по спине от холода шли мурашки.
— Эх, Сухой! Такое не забывается. Неспешно валишься в прорубь, ледяная вода морду жжет, аж челюсти сводит. Плывешь, держась за фал. И не видно ни хрена. Страшно-жуть! Наверх смотришь, там лед не пойми какого цвета. Думаешь, голубой? Неа — реально зеленый. Дышишь, а по нему над твоей башкой пузырьки воздуха растекаются. И знаешь, чего больше всего хочется?
— Вылезти? — пробует угадать явно увлеченный рассказом Юрец.
— Чаю горячего из термоса! А лучше с коньяком! — громко и искренне хохочет Федор и его приятный низкий голос разливается, кажется, на всю округу.
Глава 22
Арина
Похоже, я все еще жива. Бестолково моргаю глазами, все равно кругом темнота, даже очертаний никаких не видно. Сижу на отбитой камнями попе на чем-то непонятном, но, вроде, даже удобно. Или я уже перестала чувствовать свою пятую точку? Пытаюсь пошевелить ногами и руками, конечности слушаются, значит позвоночник цел. Что же тогда так хрустело?
Сверху падает свет. Задираю голову и меня ослепляет фонарик Ника. Он метрах в двух надо мной, навис над дырой, в которую я провалилась, и отчего-то молчит, только дышит как-то тяжело.
— Ник, я жива, со мной все в порядке, не волнуйся так, — поднимаю при этом одну ладонь, закрывая от яркого света глаза. — Руки, ноги целы, двигаться могу.
— Попробуй дотянуться, — протягивая мне руку, тихим хриплым голосом говорит Ник.
Сгибаю ноги в коленях, пытаюсь привстать и слышу, как подо мной что-то сыплется и звенит. Замираю, звон прекращается. Пытаюсь встать снова, звенит еще больше, как если бы я сидела на дырявом мешке… с монетами. Отстегиваю наконец жилет-компенсатор с грузами и баллонами, расправляю спину и вздыхаю с облегчением.
— Подожди минутку, — говорю Нику, вспоминая, что на шее все еще висит камера.
Ему моя идея явно не понравилась.
— Арина! Что ты задумала? Не дури, это опасно, давай руку!
Еще раз поднимаю на него голову, своим выражением наверняка безобразно чумазого лица давая понять, что мое решение не обсуждается.