Казалось, я навсегда забыла тот день, вычеркнула из жизни, запретив себе даже вспоминать. Тогда я еще училась в школе, заканчивала одиннадцатый класс. На дворе царил разгар необычно теплого апреля, впереди экзамены, на подготовку к которым уходило все свободное время. Рюкзак с учебниками неприятно тянул спину. Небольшая улица из частных домов утопала в первых цветах и пении птиц.
Воздух прогрелся, но оставался влажным от утреннего дождя. На лицо лилось солнце, от активности которого на носу и в его окрестностях уже высыпали первые веснушки. Свежая листва после дождя была такой блестящей, словно кто-то по ночам старательно покрывал ее глазурью.
Открыв массивную кованую калитку, я прошла к дому. Мама должна была быть в саду. Сегодня она заканчивала одну из своих картин, и я спешила увидеть, как наносятся последние штрихи.
Машина отца оказалась припаркована у гаража. Странно, почему он не в офисе? Родители о чем-то спорили. Оба не знали, что последние уроки отменили, и я вернулась раньше обычного.
Голос отца неожиданно пугал, их крики были слышны, еще не доходя до дома. Таким я видела его впервые. Со мной он всегда старался быть заботливым и крайне обходительным. Я и не знала, что он вообще на такое способен, тем более с мамой! На людях он ее боготворил, восхищается ей и ее работами. Неужели, на деле все обстоит совсем иначе?
– Тебя никто не держит! Можешь уйти хоть сейчас! – орал отец как ненормальный, и даже у меня, спрятавшейся за колонной, на голове зашевелились волосы.
– Я уже говорила, что не оставлю тебе дочь! – захлебываясь в слезах отвечала мама, – если мы и уйдем, то вместе.
– Никогда, слышишь! Никогда этого не будет! По сравнению со мной ты – никто, ни в этом доме, ни в этой стране, где все решают деньги.
Это какой-то бред! Может, у моего отца есть брат близнец, отъявленный злодей, как это бывает в фильмах? У моих родителей все идеально. Они же любят друг друга. Это просто не они!
– Арине скоро восемнадцать, и она сама будет решать, как и с кем ей жить, – уже спокойно ответила мама и я услышала, как она нервно закидывает кисти в специальный ящик.
– Я уже давно все решил, как будет лучше для моей дочери. А если попытаешься настроить ее против меня – я тебя уничтожу!
Сдавленный стон и треск сухих веток кустарника, в который отец безжалостно швырнул маму, словно ненужную вещь, заставили меня вздрогнуть. В тот же миг я сорвалась с места и побежала на второй этаж в свою комнату. Закрылась изнутри на замок и обессиленно сползла по двери, обнимая голову руками.
Мне не хотелось этого видеть и знать. Губы сами зашептали: «Господи, пожалуйста, верни мою идеальную семью, моих любящих родителей! Пусть все это будет только дурацкий сон, галлюцинации от недосыпания после ночи над учебниками, игра моего воображения».
В тот день, едва оказавшись в кровати, я уснула, а когда услышала стук в дверь, мама звала меня на ужин. Отец вернулся с работы, шутил и рассказывал свои истории. Родители улыбались, словно ничего и не было. За столом мама поправляла красивое платье с длинным рукавом, тщательно скрывая глубокую царапину на запястье, но я старалась не замечать этого. Мои молитвы услышали. Мои родители снова были счастливы вместе, а днем ничего и не было. Только дурацкий сон.
Картинка рассыпалась на пиксели, и я снова барахталась в киселе. Ноги и руки увязли в жиже непонятного цвета, в которой я застревала все глубже. Неожиданно в голову ударил звон тысячи колоколов. А еще мне ужасно хотелось пить.
Вокруг было так темно, только тусклый свет луны, проникающий сквозь решетку на окне, вырисовывал продолговатые прямоугольники на моих ногах и кусочке пола. Я ущипнула себя, что есть сил.
– Ай! Выходит, это уже не сон, – прозвучало хриплым шепотом неожиданно пересохшими губами.
Я попыталась приподняться на локтях и осмотреться. Голова раскалывалась, к горлу подкатывала тошнота. Даже после самой худшей попойки в моей жизни не было такого дрянного состояния.
Да что со мной происходит?
Села, свесила ноги в босоножках, нащупала ими пол. Я сидела на кровати. На мне были те же платье и купальник, в которых я была в баре. Перед глазами все плыло, но я точно находилась не на яхте. За окном слышалось ночное щебетание птиц и оживленный гул насекомых. Я оказалась в доме где-то на острове или на материке.
Каждое движение давалось с трудом, словно импульс от мозга до конечностей доходил по какому-то удлиненному пути, занимающему уйму времени. Я попыталась дотянуться до окна, чтобы впустить свежий воздух, но тщетно. Уперлась в гладкое стекло, руки соскользнули вниз, словно к каждой из них привязали по гире. Открыть его у меня просто не хватало сил.