Осажденные были очень рады этому подкреплению и продовольствию. Дю Геклен, и это еще одна черта его характера, был совсем не склонен к беспричинной несправедливости и грабежу невинных. Как бы ни был он дик и жесток, когда считал себя правым, он также был великодушен к тем, к кому не было причин для неприязни, особенно когда он одерживал победу. Он заставил вернуть повозки и лошадей возницам, потребовал, чтобы им заплатили за припасы, а затем отправил их обратно в лагерь с ироничным посланием Ланкастеру, предлагая ему вино, которого в городе теперь было полно.
С тех пор Дю Геклен был душой обороны Ренна. Неужели, пытаясь переманить его, герцог Ланкастерский пригласил его в свой шатер? Содержание разговора, о котором сообщает Кювелье, говорит об этом. Ланкастер послал герольда в Ренн, чтобы пригласить Дю Геклена на встречу. Герольд попросил встречи с Бертраном. Он был показан ему издалека, одетым в черный плащ, с топором на плече и выглядевшим очень свирепо, за ним следовало с полдюжины соратников. "Он больше похож на разбойника, который выслеживает торговцев", — удивился англичанин. "Будьте осторожны, — посоветовал капитан из Ренна, — говорите с ним очень вежливо; если вы возьмете другой тон, он отрубит вам уши топором". Это многое говорит о вспыльчивости и самомнении Дю Геклена. Герольд передал ему приглашение Ланкастера и письменный пропуск, который позволил бы ему беспрепятственно прибыть в английский лагерь. Бертран попросил прочитать ему это — "ибо он не умел ни писать, ни считать" — и сразу же согласился. Подражая знатным баронам, он велел дать гонцу костюм и сто флоринов, затем снарядился и уехал. В английском лагере все хотели увидеть "черного пса", диковинку и героя дня.
В шатре Ланкастера велись разговоры о бессмысленности продолжении войны. Герцог пытался заставить Дю Геклена понять, что у партии Блуа больше нет шансов и что упрямство его сторонников приведет лишь к многочисленным смертям. "Тем лучше для оставшихся в живых, их доля в добыче будет больше", — ответил Бертран. Затем Ланкастер перешел к истинной цели встречи:
Отказ Бертрана был прост и понятен: если бы я был на вашей стороне, а потом переметнулся на другую сторону, это было бы очень скверным предательством. Так почему я должен быть неверен своему господину?
Очевидно, что по мнению Ланкастера бретонец обладал неуместным чувством чести. Будучи сеньором-наемником, он мог продать свою преданность тому, кто больше заплатит, как это делали многие из его собратьев. Какое ему дело до Блуа и Монфора? Преданность и верность хороши для великих государей. Бертран, который являлся всего лишь подчиненным, должен был воспользоваться своей удачей, чтобы обогатиться и никто не стал бы возражать.
Этой меркантильной позиции Дю Геклен противопоставил непоколебимую аргументацию, что делает его в этой сцене представителем традиционного, даже архаичного дворянства: я выбрал свою сторону в самом начале и я должен оставаться ей верным. Его упрямство должно было казаться Ланкастеру немного грубым, но он принимает его со смехом. Все в этой ситуации является противостоянием двух разных характеров: психологически гибкого с одной стороны и жесткого с другой; так же обладающих различным уровнем культуры (Ланкастер, как мы уже говорили, был ученым человеком, автором благочестивого произведения); находящихся на разных концах феодальной иерархии (что может быть общего между герцогом Ланкастером и мелким сеньором Ла Мотт-Брун?). Не надо заблуждаться, встреча проходила не на равных. Дю Геклен преклонил колено по прибытии и пытался говорить почтительно; герцог восхищался его физической силой, но его предложение показывает, что он не считал собеседника равным себе.