Первым пунктом назначения Дю Геклена в конце августа 1363 года, по-видимому, был Генгам, где находился Карл де Блуа. Несомненно, Бертран прибыл к Карлу, чтобы объяснить свое бегство. На этот раз неопровержимые документы, составленные в парижской Счетной палате и опубликованные Домом Морисом, доказывают это со всей определенностью, ведь через несколько дней, в начале сентября, два посланника Черного принца, который тогда управлял Аквитанией и был главным сторонником Жана де Монфора, прибыли по очереди в Генгам с официальными жалобами. Это были Гишар д'Англе, дворянин из Пуату, и Ричард Тутшэм, сенешаль Сентонжа. Они прибыли, чтобы протестовать против бегства Дю Геклена, который, по их мнению, должен был оставаться заложником до тех пор, пока город Нант не будет передан Жану де Монфору. Затем Бертран в присутствии двух посланников обратился к Карлу де Блуа и заявил о своей доброй воле в выражениях, которые были переданы Ричардом Тутшемом:
Сир, мне сказали, что люди из партии графа Монфора, говорят, что я сбежал из заложников, нарушив слово которое дал в день, когда монсеньор герцог Бретонский и граф Монфор заключили мир, и что я должен был оставаться заложником, пока город Нант не будет возвращен графу Монфору, чего я никогда не обещал; но то, что я обещал, я честно выполнил, и я оставался заложником только один месяц, как и поклялся. И если найдется какой-нибудь рыцарь из числа сторонников графа Монфора, который будет утверждать, что я поступил иначе и что я не выполнил того, что обещал, я буду защищаться при дворе месье герцога Бретонского, который находится здесь, или перед королем Франции, чтобы опровергнуть ложь обо мне.
После этого посланники Черного принца вернулись в Аквитанию, а Дю Геклен отправился обратно в Нормандию, куда его определили актом от 16 сентября. Дело возобновилось в ноябре, когда Уильям Фельтон, сенешаль Пуату, который участвовал в заключении договора о Ланд д'Эвран и был более или менее ответственен за охрану заложника, направил Дю Геклену вызов на судебный поединок, чтобы доказать измену и ложь Бертрана. Письмо, датированное 24 ноября, гласило следующее:
Милорд Бертран Дю Геклен, я слышал от Жана ле Биго, вашего оруженосца, что вы сказали или хотели сказать, что если бы кто-нибудь стал утверждать, что вы сбежали из заложников каковым вы были по условиям договора о мире в Бретани, так, как вы обещали в тот день, когда мой господин де Монфор, герцог Бретани, и ваш господин Карл де Блуа обязались вместе прекратить ссору в Бретани, и что вы обязуетесь оставаться заложником только в течении месяца, вы будете защищать свою честь перед судьями. После этого я сообщаю вам, что в тот день вы пообещали стать заложником и оставаться в резиденции, которая будет вам назначена, не покидая ее, пока город Нант не будет возвращен упомянутому монсеньеру де Монфору, герцогу Бретани, или пока вы не получите разрешение от моего господина на отъезд, и эту клятву вы предали. И, с Божьей помощью, я готов доказать это, как и положено рыцарю, перед господином королем Франции. Свидетельствую, что моя печать приложена к настоящему письму 24-го дня ноября тысяча триста шестьдесят третьего года.
Дю Геклен немедленно ответил, назначив встречу со своим противником в Париже на середину Великого поста 1364 года:
Я сообщаю вам, что с Божьей помощью я предстану перед нашим господином королем Франции во вторник перед серединой Великого поста, если он будет в это время в своем королевстве. А если его там не окажется, то, с Божьей помощью, перед моим господином герцогом Нормандским в указанный день. Что же касается того, что вы говорите или говорили, что я должен был оставаться заложником более месяца, пока город Нант не был возвращен графу Монфору, и что я изменил своей клятве, то в случае, если у вас есть доказательства этого и вы хотите выдвинуть их против меня, я скажу и подтвержу перед королем или герцогом, в свою защиту, что вы солгали. И я прибуду на встречу, если Богу будет угодно, чтобы охранять и защищать свою честь и государство от вас, если будет повод привлечь вас к ответу. И поскольку я не хочу дальше продолжать этот спор с вами, я сообщаю вам это раз и навсегда этим письмом, скрепленными моей печатью, 9 декабря тысяча триста шестьдесят третьего года.