"В этом неполноценном теле, — пишет Эмиль Ж. Леонард в Les Premiers Valois (Первых Валуа) — был умело культивируемый высокий интеллект". Карл V был интеллектуалом. Кристина Пизанская уверяет нас, что Карл хорошо понимал латынь "грамотно, без необходимости объяснять ему", был хорошим оратором, любил читать книги по истории и праву, а также романы и сочинения по астрологии, переводы античных и средневековых авторов (Аристотель, Овидий, Сенека, Вегеций, Петрарка и др.) и трактаты по экономике и политологии (Traité des monnaies (Трактат о деньгах) Николя Оресме, Vieil Pèlerin et le Songe du Verger () Филиппа де Мезьера, Traité de la puissance ecclésiastique et séculière (Трактат о церковном и светском могуществе) Рауля де Преслеса). Один французский монарх был королем священников, а этот — королем ученых, и он был счастьем для Франции получившей "короля, исполненного мудрости", несущего "в своем благородном сердце великую любовь к истинной науке".
Карл был человеком, который мог управлять собой, прежде всего, в области политики. Несомненно, состояние здоровья заставляло его держать себя в руках, что не позволяло ему бегать за женщинами так же, как много путешествовать и участвовать в сражениях. Но эти воздержания позволили этому калеке стать великим королем-тружеником. Неграмотный Дю Геклен, нашел в Карле V господина, который внушал ему уважение и восхищение, доверие и преданность. Эти два человека прекрасно дополняли друг друга: исполнитель был лишь рукой, покорной, дисциплинированной, послушной инициативам господина, обладающего обширными знаниями. Это была взаимодополняемость без соперничества.
На самом деле, имела место не только взаимодополняемость, но и соучастие. То, чего Дю Геклен добивался благодаря инстинкту, Карл V делал с помощью продуманной тактики. Интуиция первого присоединилась к мудрости второго. Оба они дистанцировались от условностей рыцарских войн и феодальных отношений. Для бретонца военная хитрость была так же важна, как и отчаянная доблесть. Для короля забота о политической эффективности превалировала над уважением к соглашениям и даже договорам. Неисполнение договора в Бретиньи и конфискация Манта и Мёлана на сомнительных основаниях — лишь две иллюстрации методов нового государя, чья честность и откровенность не были его главными достоинствами. "Король Карл был не только мудр, но и коварен", — пишет Фруассар. И даже его поклонница Кристина Пизанская признает вероломство своего героя, о чем свидетельствуют ее слова: "Обстоятельства делают вещи хорошими или плохими, можно быть вероломным так, что это будет добродетелью, и так, что это будет пороком".
Для доброй Кристины вероломство короля, очевидно, являлось добродетелью. Не являлся ли этот государь образцом благочестия, в высшей степени покорным своему духовнику и капеллану? Духовником Карла был Пьер де Вилье, доминиканец, доктор теологии, из епархии Труа, однофамилец бывшего капитана Понторсона. Замеченный королем за свои проповеднические таланты, он исполнял свою должность при нем в течение двенадцати лет, с 1364 по 1376 год, и получил от короля множество подтверждений его привязанности и благодарности: епископство в Невер в 1373 году, епископство в Труа в 1376 году, возведение в дворянство его брата Николя де Вилье со всеми его потомками по мужской и женской линии, дарение рукописей в библиотеку якобинского монастыря Труа, и все это "за внимание к добрым и похвальным услугам, которые оказал нам наш исповедник"; он также сделал его одним из своих душеприказчиков.
Если верить сведениям об усердии короля в исповеди — по словам Кристины Пизанской, раз в неделю, — можно предположить, что Пьер де Вилье оказал значительное влияние на Карла V. Строгая набожность короля может только укрепить это мнение. Каждый год Карл V прочитывал Библию полностью; его милостыня была щедрой, особенно во время войны, чтобы добиться победы; он перенял опыт у Людовика Святого и сам раздавал милостыню бедным и целовал им руки. Он также роскошно украсил свои капеллы, особенно ту, что в Лувре, и ту, что в отеле Сен-Поль. Он основал монастырь целестинцев в Манте, капеллу из шести каноников в своем замке Вивье-ан-Бри и еще одну из девяти каноников в Венсене.