В дверь ударили так, что послышался хруст. Залаял во дворе пес, потом взвизгнул и заскулил. Тэмулгэн вскочил, схватил со стены ружье, но из-за двери донесся голос:
– Тэмулгэн, прости, силу не рассчитал, открой, это я, Баирте!
– Вот принесла нелегкая! Чего тебе?
Такун вцепилась ему в руку:
– Подожди, бешеный, он же в город ездил, должен был звонить мальчикам, сказать про… – она кивнула на неподвижную Тхоку, а губами неслышно добавила: – И про Джалар.
Тэмулгэн расслабился, положил ружье, открыл дверь.
В дом вошли трое. Баирте среди них не было. Двое сразу скрутили Тэмулгэну руки, оттащили к стене, а третий встал посреди комнаты, широко расставив ноги, глянул на Тхоку, на Такун, пристальным взглядом обшарил все углы.
– Что вам нужно?! – взревел Тэмулгэн, вырываясь.
Но держали его крепко, а еще он почувствовал холодное лезвие ножа у своего бока. Острого охотничьего ножа. Чужаки – солдаты, не охотники, кто дал им нож?
– Говорят, у тебя в доме живет ведьма, Тэмулгэн, – сказал тот, что осматривал комнату. – Вряд ли это ваша жена, я смотрю, она исправно заготавливает бруснику, – хмыкнул он, запустил руку в сушеные ягоды, что лежали в миске на столе. – И вряд ли ведьмой может быть неподвижная старуха, хотя говорят, раньше она обладала большой силой. Кто же тогда?
Он подошел к Такун, резким движением намотал ее косы себе на руку, дернул, заставив присесть и вскрикнуть, запрокинул ее лицо.
– Убери руки! – заорал Тэмулгэн и вдруг вспомнил.
Вспомнил Жарминах и страшную старуху, вспомнил невестины гонки и снова старуху, вспомнил, как путались следы на тропе, когда они искали Шону, и снова старуху – она была там, в лесу, кралась за стволами, и потом, потом, где же они все были потом?
– Навьи дети! – зарычал он.
– Где твоя дочь? – не обращая на него внимания, спрашивал чужак Такун. – Ну?
– Я не знаю! Не знаю! Мы сами ищем ее, нигде не можем найти!
Чужак посмотрел на Тэмулгэна, лезвие ножа перевернулось острой стороной к его боку.
– Она не врет?
– Нет, – прохрипел Тэмулгэн.
– Ты обошел на лодке все ближайшие озера, все острова. И что же – нигде не нашел?
– Нет. Если б нашел, ее бы тут уже не было, – сказал он, и это была правда. Где бы ни нашел дочь, он, не заходя домой, повез бы ее в город и еще дальше, к Севруджи.
– Ну зачем же так строго? – понял по-своему его слова чужак. – Хорошо. Я тебе верю. Продолжай искать. Но запомни: моему императору твоя дочь нужна живой. Убьешь ее – сам умрешь, и жена твоя, и мать, и весь ваш Край спалю в огне. Отпустите его.
Он толкнул Такун, и та упала на пол, сжалась в комок. Тэмулгэн съехал по стене. Ружье так и лежало на лавке. Тэмулгэн вскочил, схватил его, бросился к двери, которая закрылась за чужаками, но Такун обхватила руками его ноги, вцепилась, запричитала:
– Ты погубишь нашу деревню, погубишь лес, весь Край!
– Я спасаю свою дочь!
– Их много, тебя убьют!
– Пусти меня!
Но Такун только крепче прижалась, спеленала, ни шагу не сделать, да и поздно, поздно, они уже ушли, растворились в ночи, под крыльями Нави. Тэмулгэн устало опустился на пол, посмотрел на Тхоку, притянул к себе рыдающую Такун. Она права: убей он этих, их неведомый господин пришлет новых. А сколько их, кто знает?
– Мы должны найти Джалар. Раньше, чем они, – сказал Тэмулгэн, почти успокоившись.
Такун уснула не скоро, но все-таки уснула. А Тэмулгэн так и лежал, смотрел сухими глазами в потолок. Пока жена держала его за ноги и причитала, какой-то проблеск воспоминаний мелькнул в его голове: вот он, Мадран и Баирте стоят посреди огромного зала, а перед ними в кресле с высокой спинкой сидит тщедушный старичок, вертит в руках железную пластинку на цепочке. И кресло это, кажется, называется трон (он смутно помнит, что вроде бы встречал где-то это название, может быть, в книжках, прочитанных в детстве), а старичок, значит, – король? Нет, как-то по-другому называют его, но как – Тэмулгэн не мог вспомнить. А вот сейчас чужак сказал то самое слово – император.
Старик выглядит не просто уставшим – изможденным и очень больным. Он говорит что-то, какие-то слова, но они несутся мимо, Тэмулгэн не успевает их ухватить и понять, будто он в коконе, будто невидимое одеяло укутало его и защищает от этих слов. Он смотрит на Мадрана, смотрит на Баирте, он понимает, что слова старика впиваются в них, как пиявки, прорастают в них, пускают корешки. Тэмулгэн хочет закричать, остановить их, силится спросить, где Шона, ведь они пришли сюда за Шоной, но не может выдавить ни звука.
Сейчас, лежа в своей постели, в своем доме, в родном Краю, слушая дыхание жены и привычно уже не улавливая дыхания матери, он силился вспомнить, что было потом. Он даже вспотел, заболела голова, но дальше – темнота.