Таким голосом сказал, что гости враз притихли, оробели. Тихо сели за стол. Шона на них не смотрела. Такун засуетилась, раздала всем ложки, положила каши. Пока все ели-пили, собрала из того, что было, узелки с подарками. Она настолько не верила, что хоть кто-то к ним придет, что даже не подготовилась. Хорошо, что у Тхоки осталось много нетронутых вещей: ленты, наволочки с вышивкой, бусины.
Сразу после молчаливой, совсем не праздничной трапезы гости засобирались по домам. Шона на прощание сжала Тэмулгэну руку:
– Поговорите с отцом, вы там тоже были, вас он послушает, он всегда вас слушал, нельзя идти войной на Лосей, нельзя!
Заплакала, убежала, чуть не сбив с ног Эркена.
– Никого он теперь не послушает, – вздохнул Тэмулгэн.
– Все теперь не как всегда, – эхом откликнулся Эркен и посмотрел на Мон.
Тревожные сны
Джалар открыла глаза. Нехотя светало. Щука медленно, со скрипом брела по кругу, будто двигалась в обратную сторону, в глубь времен, а не вперед. Джалар согрела дыханием ладони. Зачерпнула пригоршню снега, умылась. Пить было нельзя: попьешь – и сразу захочется есть, а так можно продержаться несколько часов, обманывая тело. Снова легла, закутавшись в шкуру Вийху. Вспомнила свой сон, такой яркий и подробный, будто все это происходило на самом деле.
Высокий мужчина в серых одеждах шел через холмистую пустошь, заросшую серой травой. Мужчина был не стар, но глаза его хранили многовековое горе и особенное, тайное, знание. А за его спиной вставали тени: сгорбленный старик, и еще один, и еще… Все они были в серых одинаковых одеждах, все хранили то же знание, что и молодой. «Хранитель», – пришло во сне слово, и, проснувшись, Джалар поняла, что оно верно. Во сне молодой хранитель вышел на берег огромного озера, такого бесконечного, будто все озера Края соединили в одно, и помог выйти из лодки девочке с очень длинными и очень черными волосами. Глаза у девочки были похожи на кусочки льда – такие же светлые, почти прозрачные. Вдруг к Джалар подошел другой человек, старый-старый, как самое древнее дерево в лесу. Старик глянул Джалар прямо в глаза, приложил палец к губам и показал на молодого хранителя и девочку, будто приказывая слушать их разговор. И сейчас Джалар, сосредоточившись, вспомнила, вытянула тонкую ниточку слов, которые молодой хранитель сказал светлоглазой девочке:
«Один хранитель холмов сменяет другого, как молодые деревья в лесу сменяют старые. Я пришел на смену старому хранителю, который очень, очень устал и хочет покоя. Он пока здесь, учит меня всему. Учит выживать в холмах, слышать их и понимать. Мне больно от мысли, что этот человек скоро уйдет. Больно не только потому, что я останусь тут один, но еще и потому, что нас многое связывает… Но у него, как и у меня, нет выбора. Холмы сами выбирают себе Хранителя. Ты не увидишь его: он не захотел тебе показаться, не захотел разговаривать, ушел в глубь холмов, хотя силы его на исходе. Наверное, хочет посмотреть, как я справлюсь. Хочет, чтобы я понял, что значит одному отвечать за землю, которую хранишь, – молодой Хранитель усмехнулся так грустно, что у Джалар сжалось сердце. – Ведь однажды каждый из нас остается со своей жизнью один на один».
Девочка ничего не отвечала, молча слушала. А вот старик, что подошел к Джалар, ответил, но тихо, и услышала его только она: «Раньше он был умнее. Или только казался таким. Но когда это было! В другой жизни, в другом мире… Дурак! Думает скрыть от меня, что появляются новые пряхи, думает, что так я протяну подольше и ему не придется жить тут в одиночестве… Ну не дурак ли? Самый настоящий дурак!»
Джалар открыла книгу, которую пытался сжечь отец, достала карандаш. Она записывала сначала только сказания Края, но в последнее время ей стали сниться такие яркие и тревожные сны, будто в них она жила вторую жизнь, будто это и не сны вовсе, а разговор, урок, который обязательно нужно запомнить.
Джалар, согревая дыханием окоченевшие пальцы, записала этот сон, а потом вчерашний – и тоже странный. Ей снилась женщина огромного роста, одетая в коричнево-зеленое платье. Она шла по лесу, где росли гигантские деревья, несла прялку и говорила: «Я устала. Милая, я так устала. Нельзя мне больше прясть. Тайрин ушла в свою землю, Си отказалась, у Уны свой путь. Кому мне передать мою работу? Кто придет мне на смену? Возьми мою прялку, пряха Края, замени меня». Джалар оторвала карандаш от бумаги. Эта женщина… такая непохожая на других, и столько тоски и усталости было в ее голосе! Но почему она назвала Джалар пряхой? А ведь и чужаки говорили что-то про пряху, и Хранитель холмов…