После полудня она услышала внизу голоса. Затаилась. Потом осторожно глянула вниз. Эркен и Мон шли по лесу.
В первую секунду Джалар хотела слезть, подбежать к ним, обнять обоих, хотя бы для того, чтобы прикоснуться к человеку, сказать, что она жива, она рядом. Но она осталась на дереве.
Потому что смотрела и видела.
Они искали ее и хотели найти.
Они не верили чужакам, не шли войной на Уток и Лосей.
Они были заодно с Джалар и ее родителями.
Они шли по узкой тропе и держались за руки.
Джалар нащупала в волосах чуду. И снова не стала снимать. Пусть Эркен сделает это сам, раз так. Она не чувствовала ни обиды, ни ревности. Пожалуй, ей даже стало чуточку легче, будто перед ней открыли дверь в комнате без окон, а за порогом – тысячи тропинок и можно выбрать любую.
Старуха в черном плаще
Наверное, он всегда знал, что это случится однажды. Им сохранили жизнь, дали отсрочку, чтобы сделать задуманное, но срок вышел, и за ними пришли. Тэмулгэн ходил на охоту каждый день, преодолевая огромные расстояния, его провожатые отставали, ругались, зато он успевал положить узелок для дочери, а еще – подумать. Если думать о чем-то долго и напряженно, ответ найдется. В памяти его по-прежнему зияла дыра, но Тэмулгэн был умный и после многих часов понял, что когда они отправились искать Шону, то попали к какому-то сильному, но злому человеку. Человек этот для чего-то искал лойманку, но не такую, как Вира или Неске, нет, ему нужна была Тхока, если бы она все еще лойманила. Нужен был кто-то, кто умеет разговаривать с этим миром и договариваться с ним. Зачем – Тэмулгэн не понимал. Зато теперь уже ни у кого не оставалось сомнений, что эта лойманка живет в Краю и это – его дочь Джалар. Но ведь чужаки пришли раньше. Олонга еще не поднялась на чужаков, когда он, Шона и Мадран с Баирте стояли перед троном, на котором сидел тщедушный, властный старик, и этот старик каждому из них дал тогда задание. Шоне – настроить Дом Рыси против Джалар, чтобы житья ей тут не стало. Мадрану и Баирте – развязать войну. А он сам, Тэмулгэн? Какое он получил задание? Тэмулгэн не помнил и долго не мог понять. И только когда бросил книгу из Тхокиного сундука в огонь, догадался: он должен был остановить свою мать, не дать ей помешать осуществить задуманное злым стариком на троне. Он понял также, что не поддался чарам до конца – видимо, Тхока берегла его, выстроила на расстоянии, а может еще при его рождении, обережный круг, но все-таки где-то этот круг дал трещину, и в тот самый день, когда решалась судьба Края, Тэмулгэн толкнул мать и не пустил на сход. Он толкнул Тхоку. Он виноват в той беде, что обрушилась на их Дом, на их Край. Он виноват в смерти Тхоки, только он один.
Это знание согнуло Тэмулгэна пополам. Он побрел к дому, забыв потушить костер. Он невольно послужил чужому замыслу, стал винтиком в этом чудовищном механизме, смазал его маслом, чтобы все работало исправно, сдвинулось с места в нужном направлении… нужном кому? Кем был тот старик на троне? Тэмулгэн услышал тяжелое дыхание за спиной, резко обернулся. Его догонял Лэгжин. Он был зол и испуган одновременно, схватил его, вцепился намертво. Тэмулгэн дернул руку, Лэгжин покачнулся и чуть не упал. Говорить он не мог, задыхался от быстрого бега. Тэмулгэн злорадно подумал, что плохой из Лэгжина будет охотник и муж никудышный, правильно его Джалар прогнала.
Лэгжин вскинул ружье, наставил на Тэмулгэна.
– Убежать хотел, сволочь? Как из дома выбрался, говори!
Тэмулгэн попятился. Да, его сторожили, да, к нему приходили чужаки и допрашивали, да, никто в деревне не хочет с ними знаться, но целиться в соседа? Да в своем ли уме этот парень?
– Говори! А то выстрелю! Дочь-навка тебя провела через часовых? От нее идешь?
– Лэгжин, Лэгжин, что ты несешь, ты же знаешь Джалар, ты знаешь меня…
– А ну молчать! – взревел Лэгжин, шагнул вперед, и дуло ружья уткнулось Тэмулгэну в грудь. – Топай к деревне, гад.
Тэмулгэн развернулся и пошел как мог быстро. Нарастало в груди холодное жуткое предчувствие. Он ускорялся, не замечая, как пыхтит и тяжело дышит ему в спину Лэгжин, и с холма над деревней почти бежал. Остановился у своего дома, увидев десяток чужаков. И среди них – старуху, одетую поверх простого платья лишь в черный плащ, сколотый у шеи золотой пряжкой, будто ее съедает такой огонь внутри, что она не чувствует мороза!
Вот оно – кончилось его время, данное взаймы.