Старуха усмехнулась недобро, кивнула ему, как давнему знакомому, и сжала плечо Юмсуру, что стоял перед ней на коленях. Сжала так, что он заверещал, будто щенок, которого пнул пьяный хозяин.
– Дядь Тэмулгэн, помоги! Скажи им, что не выпускал я тебя!
– Сам я ушел, – рявкнул Тэмулгэн больше от страха, чем от злости.
Вот оно, вот недостающее звено в его головоломке, вот то, чего он вспомнить не мог, – как он связан с этой старухой? Она приходила на Жарминах, он видел ее в толпе, когда дочь шла весенней девой, он помнит ее на невестиных гонках, она подходила к котлам с кашей, но в этот момент Гармас отрубил себе пальцы, и он упустил старуху из виду. Это она, она путала следы на тропе, когда они пошли искать Шону. Он думал – это Навь, он надеялся – привиделось. Но старуха стояла сейчас среди чужих солдат, сжимала плечо Юмсура, смотрела в лицо Тэмулгэна и была очень живой, настоящей.
– Я разберусь, – сказала она, и чужаки подхватили Юмсура, поволокли куда-то.
И опять никто не вступился. И Тэмулгэн тоже. Он стоял перед старухой и думал о Такун. И о том, что он выполнил задание, данное ему стариком на троне. Он сделал все, как ему велели, не зная об этом, и обережный круг Тхоки не смог его защитить. Только старик не знал, что все так повернется, не знал, что Джалар убежит, а потом вернется, чтобы поднять реку, остановить войну. А старуха знала, недаром она появилась на Жарминахе, назвала Джалар подменышем, одурманила парней на невестиных гонках… Она хотела эту силу, Джалар была ей нужна. Узнала, стала приходить сюда, шептать недоброе, бросать свои слова в толпу, чтобы они проросли потом ненавистью, войной. Как она узнала? Кто указал ей путь?
Старуха подошла к нему вплотную, впилась глазами, будто хотела оставить на его лице шрамы.
– Ну и где твоя дочь, лучший охотник Края, Тэмулгэн, сын Тхоки?
От нее пахло сырой прелой землей, стоячей водой, временем. «Сколько ей лет? – подумал он некстати. – Она будто ровесница Утки и Щуки».
– Что же ты молчишь? Или мне спалить весь лес, чтобы отыскать ее?
У Тэмулгэна перехватило горло. Вот оно. Вот его страшный выбор: дочь или лес, что кормит весь Край.
– Что вы сделали с Такун? – прохрипел он, оттягивая время.
Старуха усмехнулась, поняла.
– Все в порядке с твоей женой, дурачок. Уж ее-то я не трону. Хочешь – иди проверь, я тут подожду.
Такун спала и ничего не слышала. Как в поисках Тэмулгэна чужаки вломились в дом, как перетряхнули Тхокин наполовину уже пустой сундук, как разбился горшок, как рассыпался мешок с орехами, как покатились по полу сосновые шишки, собранные для растопки. Ей снилась ее молодость и маленькие сыновья, покос на лугах недалеко от Дома Утки и ласковый взгляд Тэмулгэна. От взгляда она и проснулась. Муж стоял рядом с кроватью, смотрел на нее в растерянности.
– Чего ты? – спросила она хриплым спросонья голосом. – Давно вернулся?
Тэмулгэн не ответил, присел на кровать, провел рукой по одеялу.
– Как ты? – выдавил из себя будто через силу, и Такун поняла, что заспалась, что утро вовсю, что печь остыла, мычит в хлеву корова, а каша не сварена.
– Что ж это я! – засуетилась она, вскакивая.
Тэмулгэн смотрел на нее странно, и ей сделалось нехорошо.
– Не молчи, – попросила она. – Ты ее видел? Она жива?
Тэмулгэн поднял глаза. Он не знал, что ответить жене. Он не знал ответа ни на один вопрос.
Вечером, когда, переделав все дела, Такун уснула, Тэмулгэн сел к столу, достал из ящика в столе тетрадку, где вел учет пойманной дичи и проданных шкур, взял карандаш и записал:
«Старуха в черном.
Старик на троне.
Чужаки.
Джалар.
Мама.
При чем тут Такун?
Книга?»
Он подумал и записал еще: «Почему нельзя выбраться из Края?»
Ребенком он охотился, как и все дети в Краю, на бурундуков. Чаще всего мальчишки засыпали входы в нору, кроме одного, и ждали, когда бурундук выбежит на поверхность, подзывая манком. Тогда нужно быстро набросить ему на шею петлю. Сейчас Тэмулгэну казалось, что кто-то тоже засы́пал, запечатал все входы в Край, а у единственного оставшегося их ждет старуха с петлей в покореженных старостью руках.
Чужаки поселились в доме Лэгжина и Шоны, которых поженили сразу после Йолруна. Шона притихла и ходила по деревне, не поднимая глаз. Юмсур пропал, и больше его никто не видел. Никто не видел и старуху в черном плаще, но каждый знал, что она где-то рядом и скоро вернется. Тэмулгэн чувствовал, что ее боятся даже чужаки, хоть и не было у нее ни их молодости, ни их выучки, ни ружей, ни ножей.