Выйдя на улицу, меня окутывает легкий туман, и мои ковбойские сапоги приземляются в лужу, образовавшуюся после только что прошедшего ливня. Сильнее запахиваю края клетчатой рубашки на пуговицах поверх белой майки и следую за Джастисом к его грузовику, благодаря джинсовым шортам брызги из луж покрывают мои голые ноги.
Он совершенно застигает меня врасплох, когда подходит к пассажирскому сиденью и открывает передо мной дверцу. Поступок настолько неожиданный, что я, убрав с лица влажные волосы, смотрю на него. Ищу в нем хоть какой-то намек, хоть какую-то надежду, что, может быть, только может быть, у нас все будет хорошо. Он ничего не выказывает, суровый взгляд лишен каких-либо эмоций.
Сникнув, тянусь к ручке на внутренней стороне дверцы, подтягиваясь на высокое сидение. Грузовик похож на те, на которых ездят его братья. Это заставляет меня задуматься о его мотоцикле и некоторых любимых моментах, связанных с ним. Эйфория длится недолго, он хлопает дверцей, заставляя меня подпрыгнуть.
Я закрываю глаза и ругаю себя за наивность. Мне нужно вспомнить, почему он здесь, а не теряться на дорогах памяти.
Он забирается в машину с водительской стороны и закрывает дверцу, не так сильно, как мою, затем закуривает сигарету, наполняя грузовик дымом.
Запах табака, как афродизиак, теплом проникает в грудь, возвращая на годы назад.
— Где Ханна? — спрашивает он, глядя перед собой.
Услышав, как он произносит ее имя, мое несчастное сердце наполняется самыми всевозможными чувствами.
— В детском саду, — отвечаю, облизывая пересохшие губы.
— Ей нравится?
— Нравится. Грустит, что скоро все закончится.
Грузовик заполняет тишина, смешиваясь с дымом. На его челюсти перекатывается желвак от эмоций, противоречащих его отношению.
— Джастис, мне жаль, что вчера все так закончилось, — начинаю я, не сомневаясь, что это давит на него так же сильно, как и на нас. — Ханна расстроилась и испугалась, она не имела в виду то, что сказала.
Он поворачивает голову, яростно глядя на меня.
— И кто же в этом виноват?
— Я, — отвечаю без колебаний. — Я не оспариваю тот факт, что наделала ошибок. Знаю, это я виновата в том, что вы оба сейчас чувствуете.
Он твердо и решительно смотрит на меня.
— Мне нужна моя дочь, Райан.
Сердце обрушивается прямо в желудок; паника беспощадно лишает меня воздуха.
— Я хочу общаться с ней, — добавляет он.
Мое нестабильное сердцебиение замедляется, желудок отпускает.
— Она тоже этого хочет.
Он недоверчиво хмыкает.
— Правда, — уверяю его. — После твоего ухода мы поговорили, и она понимает, что твои чувства справедливы. Настолько, насколько может понимать пятилетний ребенок, —добавляю я. — Я также убедилась, чтобы она знала, — ты злишься не на нее.
Он кривит губы, сквозь них проникает почти злобное рычание.
— Ты ничего не понимаешь. Вчерашнего вообще не должно было произойти. Я не должен был узнать о своей дочери из какого-то гребаного письма и фотографии!
Смотрю на него сквозь затуманенное зрение, ненавидя источающие им боль и гнев.
— Ты прав, прости меня за это. Мне очень жаль.
— Ты действительно так боялась, что я облажаюсь как отец, что почувствовала необходимость спрятать ее от меня?
Вопрос безжалостным клинком наносит мне удар.
— Конечно, нет, — выдыхаю я. — Как ты мог даже подумать такое?
— А что, по-твоему, я должен думать? Ты прятала от меня моего гребаного ребенка. У меня есть пятилетняя дочь, о которой я ничего не знаю!
— Есть причины, по которым я сделала то, что сделала, Джастис. Причины, которые я когда-нибудь тебе объясню, когда ты будешь в состоянии их услышать. Сейчас ты слишком зол, и я не виню тебя за это. Я не могу изменить прошлое, но могу изменить настоящее. Ханна хочет с тобой общаться. Всегда хотела, — шепчу, чувствуя, как от этого заявления вина сжигает душу.
— Хорошо. Потому что скажу тебе один раз, я никуда не уйду.
У меня на языке вертится вопрос: что именно он имеет в виду. Мне трудно поверить, что он останется здесь навсегда, и мысль о том, что он заберет Ханну обратно в Винчестер, вызывает панику, угрожающую меня задушить, но я решаю отложить это обсуждение на другой раз. Я еще не совсем готова к такой битве.
— Почему бы тебе не прийти сегодня вечером, — предлагаю я. — Сможешь провести с ней некоторое время и узнать получше.
Немного успокоившись, он делает еще одну длинную затяжку, медленно выпуская дым. Я ненавижу то, как он меня очаровывает.
— В котором часу она ложится спать?
— В восемь.
— Я заеду около шести.
Кивнув, принимаю это как сигнал и выпрыгиваю из его грузовика. Прежде чем успеваю закрыть дверцу, он окликает меня.
— Чем она увлекается? — спрашивает он с уязвимостью в голосе. — Хочу купить ей что-нибудь.
От его желания сердце согревается.
— Ей понравится все, чтобы ты ни подарил. Ей легко угодить, но тебе не нужно ничего ей покупать, Джастис. Ей нужен лишь ты.
Он смотрит на меня, от сильных эмоций его челюсть тикает.
Понимая, что вот-вот расплачусь, захлопываю дверцу и возвращаюсь к кафе, чувствуя на себе его взгляд до самой последней секунды, пока не захожу внутрь.
Глава 9
Джастис
С самого рождения я воспитывался без всяких чувств, до появления братьев и Тэтчера никто не проявлял ко мне никакой любви. Это сделало меня жестким, сильным и бесстрашным. Будучи ребенком, я видел, как моя мать умирала у меня на глазах, я смотрел в дуло пистолета и в лицо врага, прежде чем вышибить ему мозги.
Ничего из этого меня не пугало.
Видимо, все когда-то случается в первый раз, потому что, подъезжая к дому Райан для официальной встречи с дочерью, я охренеть как напуган. Боюсь, что она не простит меня за вчерашнее, боюсь, что облажался как родитель, но больше всего боюсь того, как сильно уже люблю ее, зная, что она никогда не будет чувствовать того же в ответ.
Когда я вылезаю из грузовика, ладони покрываются холодным потом, а сердце бьется неровно, и я не могу понять, почему. Я сжимаю подарочный пакет с плюшевой игрушкой, сомневаясь в своем выборе. Я потратил часы, пытаясь найти идеальный подарок, но вскоре понял, что нет ничего достойного ее.
Пожилая леди в магазине игрушек, казалось, более чем удивилась, увидев меня блуждающим по проходам. Она повела меня в секцию мягких игрушек, которые, по-видимому, пользуются популярностью среди детей возраста Ханны, поэтому я пошел с ней. Я хотел купить всю стойку, но она сказала, что для пятилетнего ребенка это было бы слишком ошеломляюще.
После изучения каждого гребаного животного, которое там было, я взял розового льва. Потому что вчера она проявила львиную храбрость, встав на защиту матери. Кроме того, это была самая большая мягкая игрушка в магазине.
Как только я поднимаюсь по ступенькам крыльца, входная дверь со скрипом открывается, и оттуда выходит самая красивая маленькая девочка, которую я когда-либо видел.
«Моя маленькая девочка».
На ней белое платье в клубничку, красные ковбойские сапожки, а длинные темные волосы убраны в сторону и скреплены большой заколкой в виде клубники.
Она идеальна, и она моя.
— Привет, Ханна, — приветствую я ее, прочищая горло, когда слышу, как хрипло это прозвучало.
— Привет, — шепчет она, нервно теребя волосы.
Я смотрю мимо нее и вижу за сетчатой дверью Райан, на ее лице отражается боль, когда она остается в стороне, предоставив нам этот момент. Горечь и гнев, которые я пытаюсь скрыть, начинают пробиваться сквозь мое спокойствие, но мне удается их подавить и сосредоточиться на дочери.