— Я — плод насилия, Райан. Вот, кто я. Мне потребовалось много времени, чтобы смириться с этим, и, если честно, иногда, кажется, мне это так и не удалось. Зная, что кровь этого человека течет в моих венах, меня тошнит. Я понятия не имею, кто он и где, все, на что я могу надеяться, что он горит в аду, где ему самое место.
— Вот почему ты всегда спрашиваешь меня, — шепчет она, и в ее глазах появляется понимание. — Вот почему каждый раз, прежде чем заняться любовью, ты убеждаешься, что я хочу этого. Что я хочу тебя…
Мое молчание — единственное подтверждение, в котором она нуждается.
Она протягивает руку и касается моей челюсти.
— Я всегда хочу тебя, Джастис. Никогда в этом не сомневайся. Ты — не он, и ты — не она.
— Я — они оба. Вот чья кровь течет в моих жилах.
— Это ничего не значит. Ты знаешь это лучше, чем кто-либо. Ты — Крид. — Она наклоняется, касаясь губами моих губ. — Хороший человек и отец. Я только надеюсь…
— Что? — спрашиваю, когда она замолкает.
— Сможешь ли ты на самом деле оставить это позади? Ваш образ жизни с братьями. Если именно это усмиряет твоих демонов, как я могу с этим соперничать? — ее голос срывается, страх в ее словах разрывает меня изнутри.
— Ты не понимаешь. Когда ты со мной, мне этого не нужно. — Потянувшись к ней, обхватываю ее нежную щеку. — Это всегда была ты, Райан. Если бы шесть лет назад мне предоставили шанс, я бы тогда от всего отказался. Я всегда выберу тебя и Ханну.
Она закрывает глаза, с ее губ срываются рыдания, и она ложится на меня сверху.
— Прости, мне так жаль, что я убежала и скрывала ее от тебя, — плачет она, снова извиняясь. — Я боялась очень многого, но ты всегда был с нами, Джастис. Всегда в наших сердцах.
Скрежещу зубами, боль в груди усиливается, я ненавижу исходящие от нее страдания и извинения. Это заставляет меня сказать следующее:
— Я прощаю тебя, — в тот момент, когда я это говорю, я знаю, что это правда.
Плачь прекращается, и она приподнимается на локте, устремляя на меня взгляд печальных глаз.
— Что?
— Я прощаю тебя, — повторяю, вытирая ее слезы подушечками пальцев. — Я не сказал тебе этого раньше, потому что был слишком зол, но ты хорошо ее воспитала, Райан. Ты — воплощение материнства, и я рад, что ты — мама Ханны.
Признание заставляет ее плакать еще сильнее. Не в силах больше выносить этот мучительный звук, я переворачиваю ее и ложусь на нее сверху, переплетая наши пальцы.
— Скажи, что хочешь меня, — бормочу, нуждаясь услышать ответ.
Она берет мое лицо в ладони, нежно заглядывая мне в глаза.
— Всегда.
Я скольжу в нее, ее тепло окутывает меня.
Она охает, принимая меня целиком, и обвивает руками мою шею.
— Я люблю тебя, — эти три слова она произносит шепотом, когда я нахожусь глубоко внутри нее. — И любила всегда, годы разлуки ничего не изменили. Я буду любить тебя до последнего вздоха, Джастис Крид.
Я не могу говорить, не могу пробормотать те же слова, которые чувствую, слишком боюсь произнести их вслух. Вместо этого я показываю ей. Впервые в жизни я занимаюсь любовью с кем-то и знаю, что это всегда будет она. Женщина, которая бесспорно навсегда заклеймила каждую частичку меня. Женщина, которую я никогда больше не отпущу.
Глава 26
Райан
На следующее утро я выскальзываю из двери, оставляя Джастиса спать, и направляюсь в главный дом, желая увидеть Ханну.
После всего, что произошло прошлой ночью, я чувствую себя совершенно другим человеком, и хотя я все еще пытаюсь справиться со всем этим, я не жалею ни об одном моменте.
В каком-то смысле я чувствую себя освобожденной. Свободной от страха, который испытывала, когда дело касалось Джастиса и уз, которые его связывали с братьями. Свободной от сожаления и вины, которые лелеяла из-за того, что сбежала много лет назад, но больше всего свободной выражать свою любовь.
Джастис не ответил мне на признание, но показал это каждым прикосновением и поцелуем. Он занимался со мной любовью, как никогда прежде, лелеял меня так, как я только могла себе представить. Это значило гораздо больше, чем слова.
Он также раскрылся и поделился частью себя, что, я знаю, было невероятно трудно. Откровение о его биологической матери потрясло меня, но также заставило осознать, что у нас больше общего, чем я считала. Оба родились у родителей, которые нас ненавидят. Хотя его жизнь определенно сложилась более жестоко и трагично.
Страшно подумать, что еще ему пришлось пережить, прежде чем он обрел братьев и Тэтчера. В гостиной, сквозь агонию страсти, я видела демонов у всех троих, и это было очень темное место. Мое сердце разрывается из-за них, но также помогает понять их немного больше. Почему их сердца так связаны, как и они сами.
Связующее звено всех троих — боль.
Когда я добираюсь до главного дома, на крыльце сидит Брэкстен и пьет кофе. Румянец ползет по моей шее, вторгаясь на щеки, когда в памяти всплывают эротические образы прошлой ночи. Может, я и не жалею о случившемся, но мне немного неловко, что он видел меня в самые интимные и уязвимые моменты.
Когда он меня приветствует, его взгляд теплее, чем обычно.
— Привет.
— Привет, — отвечаю тихо. — Ханна уже проснулась?
— Да, они с отцом готовят завтрак.
Кивнув, я начинаю подниматься по лестнице, но он хватает меня за запястье, останавливая на полпути.
— Посиди со мной минутку.
Я опускаю взгляд на его руку, прежде чем, нервничая, занять место рядом с ним, мои глаза устремляются вперед, наблюдая за восходом солнца.
— Ты в порядке? — спрашивает он, и в его голосе звучит искренняя озабоченность.
— Да. Наверное, до сих пор пытаюсь все осознать.
Он хмыкает.
— Как и я.
Я смотрю на него, удивленная признанием. Я полагала, для них это норма, но, наконец, понимаю, что ему тоже трудно.
— Слушай, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты дала нам последний раз побыть вместе.
Его искренние слова теплом разливаются по груди.
— Я сделала это не только ради вас, парни, — признаюсь тихо. — Но и ради себя. Я чувствовала, что мне это нужно, чтобы действительно понять ваши отношения друг с другом. Как бы мне ни было неприятно это признавать, я всегда ощущала угрозу.
— Поверь, мы никогда не представляли для тебя угрозы, по крайней мере, в том, что касается брата.
В этих словах так много правды, что они стирают остатки моей неуверенности. А также вызывают воспоминания о первой ночи с Джастисом, той ночи, когда я увидела фигуру, стоящую за дверью его спальни, наблюдающую за нами в самый интимный момент.
— Это ты наблюдал за нами той ночью? — храбро спрашиваю я, чувствуя себя почти неловко, но ничего не могу с собой поделать. Долгие годы я часто вспоминала об этом, задаваясь вопросом, кто из них это был, хотя, полагаю, есть у меня одна догадка…
Растерянный хмурый взгляд, которым сменяется выражение его лица, подтверждает то, что я уже и так подозревала.
— Какой ночью?
— Когда много лет назад мы с Джастисом были вместе, кто-то наблюдал из-за двери.
На его лице появляется удивление, прежде чем он усмехается.
— Нокс, вот же засранец.
Я всегда думала, что это он, но должна была спросить.
— Ему не нравилось, что круг разомкнулся.
Теперь я понимаю это лучше, чем раньше, и это одна из причин, почему прошлой ночью я прошла через все это.
— Я не хочу забирать его у вас, парни. — Чувствую необходимость сказать ему это. — Я тоже хочу его любить. Он нужен мне не меньше, чем вам и Ханне тоже.
На его лице отражаются те же эмоции, что сжимают мое сердце.