— Уберите ее отсюда, быстро!
Брэкстен уже движется к ней, хватая ее за руку.
— Эй! Что ты делаешь? — яростно бормочет мать. — Немедленно убери от меня свои руки.
Словно ничего не слыша, он продолжает тащить ее к машине, где стоит Нокс, придерживая открытую дверцу.
— Уезжай, Райан! — кричит она, вырываясь из рук Брэкстена. — Ты меня слышишь? Уезжай сейчас же, иначе…
Что бы она ни сказала дальше, Брэкстен заталкивает ее в машину и захлопывает дверцу у нее перед носом, не оставляя ей другого выбора, кроме как уехать.
— Боже, как я ее ненавижу, — шепчу, глядя, как ее машина исчезает из вида. — Я так ее ненавижу.
Джастис поднимает мое лицо к своему, в его темных глазах виден гнев.
— Забудь о ней. Она не имеет значения, и никогда не имела. Ты, я и Ханна — единственное, что важно.
Он прав, и я знаю это, но по какой-то причине, даже после всех этих лет, она все равно глубоко пробирается мне под кожу, причиняя сильную боль.
— Хороший правый хук, — комментирует Брэкстен, возвращаясь к нам с Ноксом.
— Спасибо, что избавились от нее, — говорю я, шмыгая носом.
— Я бы сделал это раньше, но молился, чтобы ты ей вдарила, потому что сами мы не можем.
Грустная улыбка растягивает мои губы.
— Я сожалею о том, что она сказала, — шепчу я им.
— Ты не должна извиняться, — говорит Джастис, с нежным выражением касаясь пальцами моего лица.
Я льну к его прикосновению, благодарная, что он был здесь со мной. Что все они были. То, как они прикрывали меня, значит больше, чем они могут знать.
Раздается виброзвонок. Джастис лезет в карман и достает телефон. Он смотрит на экран, а затем подносит сотовый к уху.
— Клемсон, что такое?
Когда его взгляд перемещается на братьев, они подходят ближе.
— Мы едем. — Он отключается и убирает телефон обратно в карман.
— Это был Крейг. Он что-то нашел. Хочет, чтобы мы встретились с ним на заброшенном складе на Олд-Миллер-роуд.
— Это в сорока минутах езды, — говорит Брэкстен. — Почему так далеко?
— Не знаю, но похоже, у него для нас что-то важное.
— Поехали, — говорит Нокс, проталкиваясь вперед. — Я поведу.
Брэкстен следует за ним, а Джастис колеблется, глядя на меня сверху вниз.
— Иди, — говорю я ему. — Со мной все будет в порядке.
— Уверена?
— Да.
Наклонившись, он целует меня, заполняя мое печальное сердце чем-то более прекрасным. Потом его лоб прижимается к моему, дыхание щекочет мои губы.
— Мы еще поговорим об этом, когда я вернусь.
Я киваю.
Он направляется к грузовику как раз в тот момент, когда Нокс заводит мотор, и громкий рев двигателя рассекает воздух, прежде чем они отъезжают. Взяв себя в руки, вытираю остатки слез и направляюсь внутрь, обнаруживая Тэтчера на кухне.
— Все в порядке? — озабоченно спрашивает он.
— Теперь, да. Но парням только что позвонил Крейг. Они сказали, что скоро вернутся.
Он кивает.
— А где Ханна? — спрашиваю я.
— Рисует в гостиной. Иди к ней, я приготовлю тебе чай.
Я направляюсь в другую комнату и вижу, что она стоит на коленях на полу среди разбросанных вокруг карандашей.
Она смотрит на меня, и при виде моего лица ее улыбка исчезает.
— Мамочка, ты в порядке?
— Да, детка, в порядке. — Я сажусь рядом с ней и притягиваю ее к себе, жаждая обнять ее. — Я люблю тебя, Ханна. Очень сильно. Ты же знаешь?
Сейчас, как никогда, я чувствую необходимость напомнить ей об этом.
Она обнимает меня в ответ, ее маленькие ручки крепко сжимают меня.
— Я тоже тебя люблю.
Подавив эмоции, снова обретаю способность улыбнуться и смотрю на ее рисунок.
— Что это у тебя?
— Наша семья. Это ты и папочка, — объясняет она, указывая на левую сторону листа. — Это папа Тэтчер. — Он стоит рядом с трактором, держа что-то в руке.
— Что это? — спрашиваю я, указывая на предмет.
— Губная гармошка.
— Замечательно.
Она обращает мое внимание на другую сторону листа.
— А вот дядя Нокс с дядей Брэкстеном.
То, что они оба держат оружие, вызывает на моем лице улыбку.
— А эти двое? — подсказываю я, указывая на двух маленьких человечков из палочек.
— Это я и мой младший братик или сестренка.
Я перевожу взгляд на нее, напрягаясь каждым мускулом.
— Помнишь тот день, когда я бросила монетку в фонтан желаний?
Я киваю.
— Именно это я и загадала. Что вы с папой поженитесь, а у меня будет маленький братик или сестренка.
Мое сердце трепещет от тех же надежд и мечтаний.
— Я тоже этого хочу, — признаюсь шепотом. Это так близко к тому, чтобы стать реальностью, в пределах моей досягаемости, я чувствую, и ради всех нас я буду бороться, чтобы это произошло. — Никогда не отказывайся от желаний, Ханна, так мечты и сбываются.
— Не буду, мама.
Прижавшись поцелуем к ее головке, оставляю ее заканчивать рисунок, а затем возвращаюсь на кухню к Тэтчеру.
— Садись, дорогая, — мягко говорит он, подавая мне дымящуюся чашку чая. Он устраивается на стул рядом со мной и берет мою руку в свою. — Поговори со мной.
Я смотрю на его отсутствующие пальцы; на ту же искалеченную руку, которая утешала меня шесть лет назад, когда я сидела на этом самом месте, не имея никого, к кому можно было бы обратиться. Этот человек был мне больше родителем, чем мои собственные.
— Знаешь, когда я была беременна Ханной, то больше всего боялась, что не стану хорошей матерью. Не только из-за молодости и неопытности, но и потому, что у меня никогда не было хорошей матери. У меня никогда не было никого, кто любил бы меня, так как же я могла знать, как любить свою дочь?
При взгляде на него на глаза снова наворачиваются слезы.
— Но в тот момент, когда она родилась, я знала, что с каждым вздохом буду ее любить. Она стала для меня целым миром, и это заставило меня задуматься о том, почему моя мать так и не смогла полюбить меня. Почему она так меня ненавидит, Тэтчер? Не понимаю, что я сделала плохого.
Его рука сжимает мою, его лицом овладевает печаль, отражая ту, что в моем сердце.
— Ты ничего не сделала, дитя.
— Я пытаюсь убедить себя в этом, но теперь, зная, каково это — быть матерью, чувствую, что причина должна быть. Причина, по которой она питает ко мне столько гнева и обиды.
На его лице появляется выражение, которое я не могу распознать.
— Видимо, пришло время кое-что тебе рассказать, — начинает он, ерзая на стуле. — Я слышал эти слухи много лет назад, но никогда не обращал на них особого внимания, так как этот город всегда славился сплетнями. Тем не менее, чем больше времени проходит, и после того, как я узнал, как ужасно эта женщина вела себя с тобой, полагаю, это стоит упомянуть.
— Что? — мне любопытно, что могло заставить его так себя вести.
— Поговаривали, что твой отец часто наслаждался женским обществом на стороне. Одна из этих женщин заявила, что беременна, и начался настоящий бардак. Настолько грязный, что, в конце концов, она уехала из города.
Я вглядываюсь в него, потрясенная тем, что он открывает.
— Твоя мать забеременела в то же время, по крайней мере, так она говорила, но кое-кто не верил, что она вообще была беременна.
— Ну, очевидно, была, потому что мое присутствие тому доказательство.
Выражение его лица становится более серьезным.
— Однажды твоя мать уехала из города. На весь период беременности, и не возвращалась, пока не родила тебя.
Я сажусь прямо, сердце в груди бешено колотится.
— Что ты говоришь? Хочешь сказать, моя мать мне не родная?
— Понимаю, звучит безумно, даже для меня, но... неужели ты никогда не замечала, что совсем на нее не похожа? Ни единой черточкой.