89233641962272734051905432181631898235249416865526258657450 07804159265627217969029974470863623486479210861582988297919 53626918372087966771177478221628035618893843317608437987016
637128590607
Опять победила Бри, и Марку пришлось петь под телефонный рингтон песню «Рука в моем кармане» Аланис Моррисетт.
Грег не поднимал трубку. Как только я нажал «отбой», позвонил отец.
– Твоя мать от меня ушла. К какой-то сумасшедшей лесбиянке.
– Что?!
– Что слышал. Меня бросили ради эмбриона Фреда Флинтстоуна.
– Ты сейчас пьешь ром с «Гаторадом», лежа на диване и выключив свет?
Оказалось, я прав.
– Послушай, мать говорила с этой женщиной минут пятнадцать. Наверняка она просто ушла в магазин, а ты не так понял.
– Она оставила записку.
– Ну?
– «Дорогой Джим! Мне нужна страсть и интимность, которую на этом жизненном пути мне подарит лишь женщина. Прошу, не суди меня строго! Не забудь, что сегодня нужно подкормить саженцы удобрением для усиленного роста корней».
– Я сейчас приеду.
Отец сидел без света и только что поменял оранжевый «Гаторад» на зеленый. На пластиковых бутылках не было этикеток.
– Папа, а где этикетки?
– Может, я и напился по самые жабры, но черта с два я буду платить по полной стоимости, если в «Костко» продают порошок оптом.
– Господи! Ты во сне тоже экономишь?
Я посмотрел на записку от мамы. Вся в мокрых пятнах от растаявших кубиков льда. Печальная и нелепая сцена… Я сел на диван рядом с отцом. Вдруг по газону, стряхивая хвойные иглы с сумочки, пробежала Эллен, бывшая папина пассия.
– Отправь эту суку приставучую подальше! – приказал отец.
Я подошел к двери и крикнул:
– Эллен, мы все видели! Она выглянула из-за азалии.
– Эллен, сегодня не самый лучший день для слежки! Отец очень подавлен, и, что бы ты ни планировала, сегодня это не кстати.
– А-а… Ну, ладно! Приду завтра.
– Спасибо.
Я вернулся в дом.
– А мама сказала, где будет жить?
– Нет.
– И телефон не оставила?
– Нет.
– А сумку собрала?
– Не-а.
Я мысленно пролистывал список маминых увлечений, живых и мертвых; отец обо всех даже не подозревал.
– Если она не собрала сумку, надолго ли она уехала? Успокойся.
Но отца было трудно утешить.
– Все эти годы она была так чиста и доверчива! А я трахал каждую сучку на работе.
Он проглотил еще несколько коктейлей и вырубился. Искать мать пришлось мне. Я позвонил Джону Доу:
– Привет, Джон!
– Привет, Итан! Что случилось?
– Джон, мне нужно найти свою мать. У меня такое чувство, что она в гостях у твоей. По поводу удобрений.
Молчание.
– Джон?
По-прежнему молчание.
– Джон?
– О боже…
– Почему ты говоришь «О боже»?
– Это уже не в первый раз. Советую заранее смириться с фактом, что мы станем сводными братьями.
– Что?
– Когда моя мама идет в атаку, сопротивление бесполезно. Твоя мать ничего не сможет сделать. О боже, о боже…
Я притворился наивным дурачком.
– Ты с ума сошел! Моя мать просто хотела узнать о гидропонных удобрениях из сульфата бора.
Джон вздохнул.
– Где живет твоя мать? Мне нужно поехать и поговорить со своей, а то отец совсем сопьется, – сдался я.
Джон дал мне адрес: севернее по побережью, час на пароме.
– Итан, я поеду с тобой. Потом поймешь почему.
Паром был почти пустой. Мы подумали, что во время поездки поработаем, но вместо того купили гамбургеров и проспали весь час в машине. Рожок парома нас разбудил.
Дорога вдоль побережья была очень живописной: папоротники, могучие кедры, искрящееся море с черными точками – орлами и чайками. Джон ехал, сжав кулаки.
– Э-э… Джон, чего мне ждать?
– Не буду настраивать тебя заранее.
– Господи! Мы куда собрались, на Планету Обезьян?
– Только не пытайся умничать. Вообще.
– Да ладно!
– Итан, я не зря поменял имя и паспорт.
Мы свернули с шоссе на грунтовую дорогу, отгуда- на еще более грунтовую, и так до тех пор, пока не оказались на заросшей бурьяном тропе, которая полмили шла через ольховую рощу и закончилась небольшим тупиком, засыпанным мульчированной корой. В тупике стояла и курила сигарету за сигаретой гномиха в фиолетовом нейлоне, с ушами, поблескивающими серебряными серьгами. Гномиха увидела Джона.
– А, это ты!
– Привет, Тысячелистник.
– Это кто?
– Итан.
– Ты гей? Наконец хорошая новость.
– Нет, я не гей. Просто приехал к матери.
– Понятно.
Мы прошли мимо очаровательного Тысячелистника и направились к дому – столетней развалюхе, обитой длинными серыми рейками. Дом украшала целая коллекция флажков из цветного нейлона с узорами, напоминающими вагины. То, что некогда было газоном, представляло собой косматый луг. Деревья выглядели не столько натурализированными, сколько неухоженными.
Я спросил:
– А Тысячелистник с большой буквы или с маленькой?
– С большой. Долгая история.
Зайдя в дом, Джон позвал свободу. Мне показалось, что внутри никого нет. Пахло ветошью и вегетарианской кухней. Повсюду стояли цветные кристаллы и всякие безделушки, которые укрепили мою уверенность: здесь можно не принимать лекарства, которые выписал врач, и не бояться, что тебя осудят.
Мы выглянули на задний двор и обнаружили восемь женщин, сидящих кругом в выбеленных солнцем садовых креслах. Мама была в дальнем конце и сразу меня увидела.
– Итан! Привет!
Она подошла и обняла меня.
– Как это мило – взял и заехал без предупреждения!
– Мама, что тут происходит?
– Я знаю, о чем ты думаешь. Но я не стала лесбиянкой. Просто я думаю, что сейчас мне очень важно исследовать мою женскую силу, свобода – хороший учитель.
Подошла свобода.
– Чем помочь?
– Э-э… Здрасьте, свобода. Я приехал навестить маму.
– Мы заняты. Мать похвасталась:
– свобода помогла мне забрать деньги у человека, который продал мне плохие саженцы. Даже пистолет не понадобился.
– Она помогла тебе забрать деньги? Почему ты не позвала меня?
свобода вмешалась:
– Ей не нужен был ни ты, ни металлический пенис смерти. Всего лишь немного уверенности. – Она обняла маму за талию и смачно поцеловала в шею. – У тебя к ней дело? Нам пора в круг.
Мама сказала:
– Сейчас Неделя Матки. Даже не представляешь, сколько нового я узнала!
– Да уж, не представляю. Может, хоть папе позвонишь? Мама неуверенно ответила:
– Здесь нет телефонов, свобода говорит, что мне нужно отгородиться от удушающей домашней среды.
– Как дом может удушать? Он никогда тебя не душил.
– Итан, ты всегда так критически ко мне относишься! А, вот пример: двери.
– Двери?
– Двери очень удушают.
– Каким же образом?