Мама сбегала за перекусом в магазин здорового питания.
Мы сидели и ели. Я даже не помнил, когда мне в последний раз было так классно. И тут обуявшее нас веселье показалось мне подозрительным. Я догадался, почему все так радуются, и моя кровь превратилась во фреон. Я поставил коктейль с пыреем и сердито посмотрел на них:
– Вы все увольняетесь, так? Вот почему вы такие веселые. Молчание.
– Это правда. Ну, давайте колитесь!
Все опустили лопаты и посмотрели на Кейтлин.
– Итан, э-э-э…
– Я так и знал!
– Итан, это никак не связано с нашим отношением к тебе. Дуг сделал нам отличное предложение. Только идиоты бы не согласились.
– Дуг, Дуг, Дуг! Может, хоть расскажете мне, что у этого козла за идея?
– Итан, я говорила тебе уже тысячу раз: мы подписали договор о неразглашении. Сам знаешь, это святое. И позволь мне заявить во всеуслышание: я не хочу, чтобы Кам думал, что рассказала я.
Ну, Кейтлин!
– И когда вы уходите?
– Сегодня.
– Я уверена, твои друзья найдут способ забрать тебя к себе, когда там пообвыкнут. Правда ведь? – вставила мама.
Они закивали, даже слишком согласно. Я чувствовал себя, как последняя собака в Обществе защиты животных от жестокости.
– Не будь таким мрачным букой, дружок! И вообще… – Мама подумала, что бы еще сказать хорошего. – Научись находить радость в мелких событиях жизни. Смотри, какую большую яму ты выкопал!
Кейтлин пошла к крану ополоснуть руки.
– Итан, поговорим об этом вечером. А пока нам с Бри пора на косметические процедуры.
Парни тоже засобирались.
– Сегодня день новой обуви. Из Аргентины привозят «адидас» ограниченного тиража. Это от нас не зависит, Итан – нам пора. Извини, друг!
И снова мы с мамой остались вдвоем.
– Сынуля, не дуйся! А то у тебя появляется второй подбородок.
– Мама, ради всего святого, почему ты не можешь нарушить этот дурацкий договор и рассказать мне, что…
Мои слова прервал сиропный душок разлагающегося мяса.
– Мама, кажется, мы нашли Тима.
– Я пошла за фибризом.
Через четверть часа и две бутылки фибриза мы соскребли достаточно земли, чтобы показались несколько квадратных дюймов ковра из папиной комнаты.
– Итан, надо просто дернуть за ковер, и все. Проще не бывает.
– Мама, ковер от одного дерганья не поднимется. Надо браться за туловище.
– К чему ты это?
– Мама! Мне это делать, не тебе.
– Ты прав – зато ты не был в него влюблен.
Я потыкал ковер тупым концом лопаты. Мама спросила зачем.
– Не знаю. Наверное, определить, хрустик там или тянучка.
– Скорее второе, дорогой. Кости разлагаются очень долго. Те кости от бифштекса, которые я зарыла среди азалий для подкормки кальцием еще в восьмидесятых, до сих пор твердые как кварц.
Я посмотрел внимательнее.
– Он не раздулся, а? Вроде не похоже, землей придавило.
– Знаешь, Итан, если думать о Тиме как о школьном научном проекте, может, дело пойдет быстрее. По-моему, мы слишком крутим носом.
Мамина сумочка пукнула.
– Извини, дорогой, это сотовый. – Она порылась в сумочке, проверила номер. – Вьетнамский торговец удобрениями. Мне придется ответить.
Я еще раз ткнул лопатой в кокон Тима. Вдруг среди ясного неба грянул адский вопль в стиле манги:
Ye shen! Shenme shi ni, eren zhu mei dao wo xinai de shu jue?
(О боги! Что вы, нечестивые свиньи, сделали с моим возлюбленным древесным папоротником?)
Конечно, это был Кам. А с ним – невысокая энергичная дамочка в блондинистом парике, белых сапогах из сексшопа, огромных солнечных очках и белой кожаной куртке с кисточками. Несколько лет назад я видел в Лас-Вегасе проститутку точно в таком прикиде. Она покупала двадцать четыре коробки «судафеда».
– свобода?! – воскликнул я.
– свобода?! – пискнула мама.
– Привет, Кэрол! Привет, Пенис!
Первый взрыв ярости прошел, и Кам начал изъясняться понятнее.
– Что вы сотворили с моим дорогим папоротником?
Мать, под впечатлением от нового имиджа свободы, отнеслась к злости Кама приблизительно так же, как воспитательница детского сада – к завыванию малыша.
– Ну, Кам, перестань сердиться! Я все тебе объясню.
– Советую сделать это поскорее!
– свобода, я думала, ты сегодня выступаешь в Сиэтле!
– Собиралась, но мне позвонил Кам.
– Кэрол! Почему ты выкопала мой папоротник?!
– Кам, остынь! Я куплю тебе новый.
– Зачем ты раскопала мой двор?!
Мы с мамой переглянулись. Я не хотел брать рассказ на себя.
– Кам… – начала мать. – В прошлом году у меня был роман с одним байкером. Ну, и кое-какие дела, по мелочи. Потом он отказался мне платить, ну и, слово за слово, его случайно убило током, и я его здесь закопала. И только что вспомнила, что у него в кармане остался ключ от банковского сейфа, который мне очень нужен.
Наступило молчание.
– Почему ты не сказала? – спросил Кам. – Я бы пригласил кого-нибудь из моих, гм, друзей-путешественников. Они бы выкопали все за десять минут!
Кам и свобода перешли на другую сторону дыры. Мама сказала:
– свобода,тебя почти не узнать!
свобода (страшно сказать) зарумянилась и хихикнула. Ужасное зрелище.
– Кам сказал, если я хочу быть настоящим радикалом, нет смысла скрывать свою буржуазную инерцию под туманом мертвых и архаичных диалогов двадцатого века.
– Правда?
Кам улыбнулся, словно говоря: «Смотрите, глупыши! Вы думаете, вы такие умные, политкорретные и все такое, но китайцы освоили искусство перевертывания слов в свою сторону еще до того, как ваш драгоценный Иисус был святой зиготой!»
свобода продолжала:
– О да! Истинно радикальным поступком с моей стороны будет проникнуть в концепты, которые я считаю своей противоположностью, и их гиперболизировать. Отсюда мой новый имидж.
И почему лесбиянки так тащатся от терминов? свобода не умолкала:
– На следующей неделе мы едем в Палм-Дезерт, чтобы скорректировать форму бровей, смягчить носовой хрящ, подтянуть кожу под глазами, удалить жир со щек, бедер и икр, увеличить грудь, подтянуть живот…
Кам подхватил:
– И поставить четырнадцать коронок из металлокерамики.
– Разве это не бунт? – свобода стала похожа на тринадцатилетнюю девочку, которая хочет, чтобы ее похвалили. – Ах да, мое новое имя – Кимберли.
Мама одними губами произнесла «Кимберли». Кам спросил:
– Итан, ты докопал до трупа? Я постучал лопатой по ковру.
– Угу. Думаю, в течение часа достану мамин ключ. Кам сказал:
– У меня к тебе просьба. Когда закончишь, только присыпь его землей. У меня есть что туда забросить, раз подвернулся удобный случай.
– Что?
– Это тебя не должно беспокоить. Я попрошу одного из моих, э-э, помощников закопать яму.
– Спасибо, Кам.
– Вот и славно.
Кам поклонился Кимберли-свободе и взял ее под локоток.
– Прелестно. Кимберли, пойдем поворкуем? Кимберли хихикнула. Услышав ее, пташки небесные упали на землю. Замертво.
Кам с новой подружкой вошли в дом. Мама все так же стояла в яме и молчала.
– Мама? Нет ответа.
– Мама!
– Итан…
– Что?
– Итан, я… я, наверное, лесбиянка.
– Мама, послушай меня… Мама! Мама! – Я схватил ее за плечи и потряс. – Смотри мне в глаза! Хорошо?