Как только дверь подъезда захлопнулась, в лицо ударил холодный дождь. Я засеменил к остановке, на ходу раскрывая зонт. Суета. Все спешили на работу. Кто-то ехал на собственном авто, кто-то теснился в грязных от дождя маршрутках, а кто-то, как я, шлёпал по мокрому тротуару уже намокающими ботинками. На лицах прохожих я не видел ни малейшего намёка на улыбку. Все, как на подбор, хмурые и злые, а скорее, даже равнодушные. Именно равнодушные ко всему окружающему, отрешённые, будто бездушные машины. Каждый из них думал только о своём: «Отчёт не подготовил. Шеф меня убьёт». «Что будет, если я сама ему первая признаюсь?» «Дать соседу взаймы или нет?» «Зачем я вчера столько пил!» «А выключила ли я утюг?»
Вот так же шёл и я. Вдруг вспомнил о Юле. Стало любопытно, чем она сейчас занимается. Наверное, на работу в престижную турфирму на метро она больше не ездит. Несомненно, её подвозит какой-нибудь двухметровый мачо-манекен, у которого достаточно денег на то, чтобы его подруга не пользовалась общественным транспортом. Вероятно, что она вообще не работает. Да и зачем, если молодой человек окажется, мягко говоря, не бедным. Даже смешно как-то стало и одновременно противно от самого себя.
В общем, был обычный серый день, не предвещающий ничего нового. Всё было бы, как и раньше, но в тот день я увидел его. Я тысячу раз проходил вдоль гряды кустарников тенистого парка, затем сворачивал за угол и шёл до своей остановки мимо мусорных баков. Тысячу раз я видел бродячих псов, ошивающихся вокруг них, сваливающих баки на бок и ищущих внутри остатки еды. Но именно в тот день что-то вдруг заставило меня остановиться. И прямо около помойки. Боковым зрением я уловил нечто иное, то, что я раньше там не видел. Я встал на месте, несмотря на то, что мой троллейбус должен был уже скоро подъехать. И тут я понял, что это было. Это было отсутствие тех самых бродячих собак, за исключением маленького пятнистого щенка.
Он вытягивал голову, пытаясь добраться до края бака. Маленькие короткие лапки вязли в грязи, не оставляя ему шансов опрокинуть бак. От безысходности щенок жалобно визжал и пытался вновь. Его носик чуял что-то вкусненькое внутри, а в животе громко урчало. Вот он приз! Так близко, но взять невозможно! Ещё чуть-чуть, немного! Нет! Пёсик снова падает в грязь.
В баке определённо было чем поживиться. Передние лапы жадно цеплялись за скользкий край железного контейнера, царапая его длинными обломанными когтями. Пёсик снова заскулил, будто жалуясь на жизнь, на то, что в таком раннем возрасте он остался совсем один и никому не нужен. Он прекрасно понимал, что столь приятный и манящий запах очень скоро привлечёт внимание других, куда более сильных, крупных конкурентов. Щенок не оставлял попытки, но после очередного прыжка он снова оказался на земле. Ещё пара заходов и опять неудача. Подпрыгивает – ничего! Никак не достать! Но он не отступал, держал передние худые лапки на бачке, будто таким образом бачок вдруг сам упадёт и из него вывалится что-нибудь съедобное. Бездомный, голодный, продрогший от холодного осеннего дождя, он продолжал так стоять, накапливая силы для новой попытки.
Скоро придёт зима. Местные морозы не оставят шансов ему. Уж слишком ты мелковат, слишком слабоват. Коротенькие лапы и хвост – незавидная привилегия в мире бродячих собак. Вероятно, бывшие хозяева избавились от него, как от ненужного хлама. На шее было жалкое подобие ошейника, а правая лапа багровела от кровоточащей раны. Нет, его определённо никто не искал. Судя по выступающим по бокам рёбрам, щенок был на улице не первый день. Он, конечно, не знал, какие климатические перемены ждут его в ближайшее время. Да и откуда? Наверняка, это был первый год его жизни, и он ещё не понимал, что может запросто не дожить и до завтрашнего дня. На таких коротеньких лапках далеко не убежишь. Да ещё и на трёх.
К собственному удивлению я обнаружил, что стою на месте под проливным дождём и смотрю на бродячую собачонку, пытающуюся съесть что-нибудь за последние несколько дней. Собачка снова присела, нацелившись на контейнер. С визгом, полным отчаяния и боли, она снова устремилась вверх. Чуть-чуть не хватило, чтобы зацепиться зубами за бак и повалить его. Щенок плюхнулся обратно в клокочущую от дождя грязь и заскулил. Сквозь этот протяжный стон я услышал, как он ненавидит себя, как он ненавидит этот мир, что заставил его бороться за каждую крошку, не дав при этом ни малейшего шанса на выживание. Этот мир смеялся над ним, дразнил лакомым куском, а потом отправлял несчастного в лужу. Мокрый, нездорово худой, он просто сидел и с надеждой смотрел на жестяной бак, а затем вдруг перевёл взгляд на меня. Его маленькие коричневые глазки, наверняка, ранее полные жизни, с неистовой надеждой уставились на пешехода с чёрным зонтом.