Фёдор долго не решался открыть дверь, как будто знал, что увидит за ней. Он не мог согласиться с реальностью, что прошло уже много лет. Его маленькая рука лежит на дверной ручке, сердечко стучит, вырываясь из груди. Сандалии словно приросли к земле, а зелёные залатанные штаны совсем не грели дрожащих ног.
Он открыл дверь, лёгкое царапанье ногтем в районе виска намекнуло, что пора это сделать. Солнечный свет почти не проникал сквозь кроны старых деревьев, оставляя всё внутри избушки тёмным и зловещим. Земляной пол с запахом плесени и лесных кореньев заставил Фёдора представить могилу, которую только что вырыли. На глаза попался обрывок верёвки, почти сливающийся с землёй, а чуть дальше — разбросанные берёзовые чурки. Он поднял голову выше, но в полумраке не смог рассмотреть ничего, что могло бы скрываться под потолком. Но это и не нужно. Он знал, что там, на балке висит кусок верёвки, на которой когда-то давно висел его отец. Ему вдруг почудилось, что он висит там и сейчас, глядя на сына пустыми глазницами и усмехаясь гнилыми чёрными губами.
Голову давило, словно тисками. Тот, кто заставил его прийти сюда, требовал завершить начатое. Времени оставалось совсем мало, он это чувствовал. Фёдор усадил Марину на старую разрушенную поленницу в дальнем тёмном углу, поднял с земли обрывок верёвки, пытаясь рассмотреть на ней что-то, но так ничего и не увидел. Садовый шпагат, скрученный в несколько волокон, связанный в узел, из которого торчал его оборванный конец. Фёдор разделил волокна на две части, одной связал ноги, а другой — руки за спиной Марины. После этого он поднял глаза в темноту под потолком и спросил у кого-то:
— Теперь ты доволен? Я сделал так, как ты хотел, дело за малым. Или тебе и этого мало, отец? Вот он я, ты меня звал все эти годы, что же ты молчишь теперь?
Удар в висок заставил Фёдора упасть на землю возле самых ног Марины.
— Я ненавижу тебя, отец! Будь ты проклят навеки!
Он дотянулся до ружья и придвинул его к себе. Палец нащупал курки, они щёлкнули, Фёдор погладил гильзу патрона и улыбнулся. Одно место оставалось пустым. «Одного патрона не хватает… Ничего, время ещё есть… нужно два». Он нащупал в кармане брюк патрон, засунул его в приёмник и провёл по капсюлям большим пальцем. В полумраке помещения черты его лица были едва различимы, но глаза его сверкали, отражая в зрачках то, что было доступно только ему. Он смотрел под потолок, откуда на него был обращён взгляд пустых глазниц покойника.
— Дай мне минуту, папаша.
В голове колотило всё сильнее, ещё мгновение, и сознание Фёдора угаснет. Он приподнялся на колени и прицелился в Марину. Идея посадить её в тёмный угол была не самой лучшей. На коленях он дополз до двери, чтобы приоткрыть её и впустить больше света. Он толкнул её и вывалился за порог вслед за ней, не сумев удержать равновесие, но тут же попытался подняться. Уперев приклад ружья в плечо, он направил ствол в темноту за дверью и прицелился.
82
— Что это за место? — спросил Витя, озираясь по сторонам. Тёмно-зелёный мох покрывал стволы деревьев, а под ногами старые листья лежали мягкой подушкой, взрытой корнями, цепляющимися за ноги. То слева, то справа горели красным огнём странные кустарники, покрытые гроздьями ягод.
— Не знаю… Не трогай их! — одёрнул Стенька руку Вити, потянувшейся к сочной кисточке на ветке. — Смотри.
Он показал на туман, выползающий из плотных зарослей, как будто в лесу стояла глубокая осень. Холодный воздух слегка тронул кожу на лице ребят, вызывая дрожь.
— Нам туда, — с трудом выговаривая слова, сквозь стиснутые от страха зубы сказал Стенька. Туман шёл оттуда, следы на старых гнилых листьях под ногами указывали этот путь. Витя пожалел, что не взял с собой ничего, что могло бы послужить оружием. Оглянувшись по сторонам, он подобрал гнилую ветку, взвесил её, словно оценивая шансы в возможной борьбе, и выкинул в сторону.
— Да, идём. Поспешим, — сказал он и шагнул в заросли кустарника.
Фёдор не мог разглядеть ничего перед собой. Тёмный дверной проём с трудом пропускал скудный солнечный свет. С каждым импульсом в голове он опускал ствол ружья, ждал секундной паузы между болезненными ударами, и поднимал его снова.
— Ты не помогаешь мне, отец! — выкрикнул он в порыве ярости. Это немного сгладило боль в голове, но странная картина тут же заняла её место. Он снова увидел Полину, зажавшуюся в комок в тёмном углу комнаты. От его удара она отлетела туда и упала, прося не трогать её, но за всё нужно платить.