Образ девушки стал медленно исчезать, поглощаемый разрастающимся огненным заревом. Бабочки всколыхнулись разноцветным облаком и скрылись в яркой пучине, последовав за своей хозяйкой. Лишь одна, самая яркая, села на ближайший цветок и принялась шевелить крылышками. Оле так захотелось прикоснуться к ней, но вспомнила, что в этом мире нет её тела, только взгляд. Она шевельнула пальцем, но что это? Она ощущает его, сейчас она поднимет руку и коснётся этого красивого чуда, но бабочка вспорхнула вверх и исчезла в белом бесконечном небе. Оля моргнула.
Петя смотрел на Олины руки, лежащие вдоль её тела. Они были неподвижны, как все последние четырнадцать дней. Но вдруг он почувствовал краем глаза, или ему показалось, что указательный палец дрогнул. Петя соскочил с табуретки и упал на колени возле кровати, схватил руку Оли в свои ладони и прикоснулся губами. Он не хотел отрываться от неё, никогда, ни за что. Рука была тёплой и нежной, живой. Через мгновение он почувствовал, что кто-то смотрит на него. Он со страхом поднял голову. Она смотрела на Петю Синицына и нежно улыбалась еле заметной, слабой ещё улыбкой.
— Я знала, что это ты меня ждёшь…
87
Проказник соловей сидел на дырявом ведре старого пугала и заливался отборными трелями.
— Вот даёт! Так, глядишь, и работа веселей пойдёт, а? — подзадоривал Павел своих помощников — Сашку Завьялова да Петю Синицына, пошевеливая усами.
— Да уж, времени совсем мало осталось, скоро хозяйка приедет. Мы врачей уговорили задержать её ещё на денёк в больнице. Ох, если узнает, греха не оберёмся, — вздохнул Петя, махая кисточкой по чёрным доскам сарая. Старое мрачное дерево приобретало новый, совершенно неведомый до этой поры цвет.
— Сюда бы Тараса, он бы порядок навёл, знает в этом толк.
— Ну, нет уж, спасибо, Сань. Он наведёт порядок в нашей голове, глядишь — вон то пугало со смеху покатится, — ответил Павел, поправляя висящую на одной петле дверку.
Работа спорилась, делали хорошее дело, а про Фёдора старались не вспоминать. Только Сашка Завьялов изредка поглядывал на то место, где умер Колодин, и старался обходить стороной, чтобы не наступить туда, считая это неуважительным.
— Петь, а как там Оля? — спросил Завьялов у друга, пытаясь найти ответы на все вопросы, которые скопились в его голове за последнее время. Хватка сыщика никуда не делась, и Петя это чувствовал, правда, не показывал виду.
— Так она с Зоей Георгиевной приедет завтра в одном автомобиле.
— Вот это новость! Самая лучшая. А на чём они приедут, на такси?
— Зачем же на такси? Свой транспорт имеется.
Петя помахал перед Сашкой ключиками, улыбаясь во весь рот. Павел посмотрел на ребят, покачал головой, дескать, дети ещё, и тоже улыбнулся.
— Откуда это? Машина?
— А почему бы и нет? Дорогих людей нужно возить с комфортом.
— Это ты не про себя, случайно? — засмеялся Сашка.
— Про тебя! — поддержал его Петя, встал в шутливую стойку и принялся прыгать на месте, как заправский боксёр. Сашка тоже не унимался и обходил противника справа, пытаясь отобрать ключи, периодически загибаясь от смеха, держась за живот.
— Ну что, детвора, распетушилась? — погрозил пальцем Павел. — Вон, соловей даже примолк, глядя на ваше баловство, время идёт.
Павел мог смотреть на этих ребят вечно, на их шалости, лица, замаранные краской, и того соловья на ржавом ведре, который и не думал униматься. Вот это жизнь! Вот оно, счастье.
На следующий день в раскрытые настежь яркие ворота въехали «Жигули» первой модели. Козьме автомобиль был не нужен, так как даже если он когда-нибудь и покинет свои жёлтые стены, то за руль его никто уже не посадит. Клавдия с радостью отдала «копейку» Пете по дешёвке.
Стенька выбежал первым из передней пассажирской двери. В его обязанности входило открыть заднюю дверь и подать бабушке руку, как было обговорено заранее с Петей.
— Ну вот, Зоя Георгиевна, ваш дом. Он теперь немного другой расцветки, но мы тут по-мужицки покумекали и решили, что вы будете не против.
Зоя Георгиевна медленно прошла по свежескошенной травке, подошла к белому крылечку и опустилась на скамейку. Слева и справа росли две молодые яблоньки, которые Павел выкопал у себя в огороде и притащил сюда. Пугала больше не было, вместо него красовались розы, которые без малейшего сожаления пожертвовала Женя.