Когда Женя полила цветы, она намочила тряпку и начала протирать парты, продвигаясь от дальнего угла класса. Её портфель лежал на парте, а из-под него торчал уголок листка, сложенного вдвое. Детское сердечко забилось быстрее, это было что-то очень важное. Она отложила тряпку и аккуратно вытащила лист. На нём было написано два слова. «ДЛЯ ТЕБЯ».
Лист не хотел раскрываться, пальчики не могли подцепить сложенные половинки. Наконец, ей это удалось. Это были стихи, те самые, которые Витя так долго не мог показать, и вот теперь они у неё в руках.
Прошу простить за голос мой несмелый,
Когда придёт вечерняя пора,
Друг друга рук коснёмся неумело.
Прости, мы стали ближе лишь вчера.
Твой взгляд всё изменил, добавил красок,
Я становлюсь и выше, и добрей,
И словно рыцарем из старых добрых сказок
Представил я себя, бродящим средь коней.
Вот — самый белый, разметая гривой,
Гоняет жаркий воздух над собой.
Он ждёт побед и топчется игриво,
С меня не сводит глаз лиловый свой.
Я жажду бурь и непогод — он тоже,
Врываясь в вихрь и разрывая круг,
Мы мчимся вдаль, где ближе и дороже
Твои ресницы и прикосновенье рук.
И вот — затишье, конь сопит ноздрями,
А я его благодарю в ответ.
Оранжевый закат, играющий тенями,
И ничего прекрасней больше нет.
Ты ждёшь меня, и я храню надежду,
В моей руке лежит твоя рука…
Как жаль, что в этот вечер, как и прежде
Мечты меня расстроили слегка.
Но будет снова утро, день и буря,
Мой белый конь в вечернюю зарю
Несёт меня, лиловый глаз прищуря,
И я решусь сказать тебе — люблю!
Женя бежала по дорожке от школы, расправив крылья. Осень, её любимое время года, как странно, но она поняла это только теперь. Она поставила портфель на дорожку, а сама стала загребать разноцветные листья двумя руками и бросать их вверх. Как они прекрасны, эти осенние листья. Как нежно они касаются лица, шеи. Их уже невозможно забыть, они всегда будут в памяти. А незабудки — это просто красивые цветы, и нет в них никакой магии, это знают все.
89
Если бы только можно было остановить время, то лучше всего это сделать прямо сейчас. Так часто думала Оля, которой довелось почувствовать «вечность». Постепенно те странные воспоминания сгладились и угасли, стёрлись краски прекрасного, недосягаемого мира, осталось лишь чувство благодарности за что-то. Полина, Васька, душа, миссия… Именно последнее никак не давало ей покоя, а время шло семимильными шагами. Вот и зима закончилась, потекли первые ручейки по дорогам, а ответа всё не было.
Петя Синицын навсегда перебрался в Тулинский, где его почти сразу поставили исполняющим обязанности начальника участка, а ближе к весне он окончательно занял стол Колодина. Сашка Завьялов с восторгом посматривал на лейтенантские погоны друга, но пытался скрыть свои чувства. Петя всё ждал подходящего момента, и однажды, когда Сашка долго смотрел ему вслед, вдруг развернулся и сказал:
— Саш, там Ильченко всё Шерлок Холмса себе ищет какого-нибудь. О тебе иногда вспоминает, говорит, вот бы такого мне в отдел. Ты как к этому отнесешься? А комнату мою в общаге можешь занимать хоть сколько, не жалко.
Сашка еле устоял на месте, чтобы не обхватить Петину шею. Так, с первыми ручьями, Сашка и перебрался в центр.
Зоя Георгиевна стала сдавать. С первыми мартовскими оттепелями Оля забрала её к себе в дом, чтобы присмотреть за ней, да и Стеньке больше внимания уделить. Однажды Зоя Георгиевна дождалась, когда Петя вернётся с участка, и попросилась в больницу. Петя без лишних вопросов выполнил просьбу и отвёз её в центр. Той же ночью она тихо ушла, без звука, спокойно, лишь старческая сухая улыбка осталась с ней навсегда. Тяжесть перенесённых событий оставили свой шрам на сердце, который время не смогло залечить.
Первое, что услышал Стенька сразу после известия о смерти бабушки — это фразу Оли, которая стала решающей в его дальнейшей жизни.
— Стеня, я тебя никогда не оставлю. Разреши мне быть тебе мамой?
Стенька округлил полные слёз глаза, но не посмел кивнуть головой, будто не имел на это права.
— Это наше общее с Петей предложение, он тоже очень хочет, чтобы так случилось.
Тогда Стенька кивнул головой, а Петя с Олей обняли его крепко, как обнимала только, разве что, Полина, когда была ещё жива. Когда Оля чувствовала ладонью вздрагивающую от рыданий спину ребёнка, она вдруг поняла: это её миссия, предназначение. Вот почему именно Полина встретила её «там» и вернула обратно. Оля шла по своей дороге, и теперь ей уже не стоит в этом сомневаться.