Дорога манит людей, извиваясь загадочной лентой, уходящей к горизонту. Дальше она становится тонкой, как нить, пока совсем не исчезает в небе. Многие люди не могут найти себе покоя, пока однажды не встанут на дорогу и не сделают первые шаги туда, где она упирается в финишную черту. Как будто у дороги есть конец! Нет, она бесконечна, даже в точке соприкосновения с линией горизонта она не приблизит путника к концу его пути. Тысячи дорог, таких разных, соединены в одну причудливую паутину. Они разговаривают между собой, передают друг другу новости и заплутавших путешественников. Иногда эта паутина не хочет отпускать полюбившегося ей путника и заводит его в самую середину своего узора.
Стенька знал эту дорогу, он много раз по ней ездил с бабушкой в город. Вот и поворот на ближайшую деревеньку Лукино. Несколько обветшалых домиков — вот и все постройки, которые можно тут встретить. Местные жители давно покинули это место. Многие уехали в центр, а некоторые перебрались в посёлок Тулинский, поближе к комбинату.
На обочине дороги Стенька заметил небольшой камень и присел отдохнуть. Солнце начинало припекать, поэтому он снял кофту и завязал рукава на поясе. Со стороны деревни по заросшей травой узкой дороге шёл старичок. Он вёл на верёвке козу, которая топала впереди него, и сразу было не понятно, кто кого ведёт. Видно, коза уже привыкла к таким прогулкам и хорошо знала дорогу. Старичок поравнялся со Стенькой и остановился.
— Здоровьица тебе добрего, внучек, — проскрипел дедушка и поклонился Стеньке.
— Здравствуйте, дедушка.
В любой другой день он бы не стал отвечать какому-то старику, но сегодня всё было по-другому. Он даже был бы не против, если тот скажет ещё что-нибудь. Ах, да чего уж там — даже если побранит его за что-то, ну и пусть. Он хотел бы услышать вновь этот скрипучий голос, и старичок начал говорить.
— Когда-то я был таким же юным, как и ты, внучек. Кхе-кхе…
Он достал из кармана мешочек с махоркой и скрутил самокрутку, глядя из под мохнатых белых бровей на Стеньку.
— Ах ты, что-ж так… огня забыл из дома взять. Внучек, у тебя, случайно, нет коробка спичек?
Стенька вскинул удивлённый взгляд на старичка: «Откуда дед знает про спички в его кармане?»
— Вот, дедушка, возьмите.
Старичок прикурил самокрутку и отдал коробок обратно.
— Я уже давно живу на этом свете, внучек, кхе-кхе…
Коза дёргала жёсткую траву возле дороги, терпеливо жевала её и поглядывала на хозяина квадратными зрачками, как будто знала: «Хозяин тут не просто так». Старичок покряхтел ещё немного и продолжал говорить.
— Так вот, расскажу я тебе про то время, когда я был таким же юным, как ты…
Старичок опёрся на старую чёрную рогатину, служившую ему незаменимой помощницей в его годы. Он пошамкал губами, скрывающими беззубую челюсть, и продолжил.
— Давно это было, большевики были у власти только четыре года, жить было трудно. Мне было всего одиннадцать лет, как и тебе, внучек…
Стенька смотрел на старичка, как завороженный. Он уже не удивлялся тому, что дед знал о нём всё. Если бы он сейчас назвал его имя, то Стенька принял бы это спокойно. «Наверное, это колдун», — думал он. «Интересно, а это добрый колдун или злой? Наверное, злой, ведь колдунов добрых не бывает. А может быть, это волшебник? А что, если он превратит меня в птичку, и я смогу полететь высоко-высоко и увидеть там маму…»
Старичок подождал, пока Стенька закончит свою мысль, как будто всё понимал. Он улыбнулся, пошамкал губами и продолжил свой рассказ.
— Жили мы под Оренбургом, время было голодное. Многие тогда умерли в нашей деревеньке. Я да бабка моя, больше никого у нас и не было. Когда хлеба почти не осталось, бабка перестала есть, но мне не сказала. Она всё совала и совала мне корочки старого хлеба, а я всё понимал. Я стал прятать эти кусочки в коробку из-под ниток, подальше от мышей. Через несколько дней бабка слегла от слабости. Я тоже ослабел к тому времени, но ещё держался на ногах. Я тогда достал из коробки засохший хлеб, понемногу размачивал его в солёной воде и давал бабушке, объясняя, что какие-то военные проезжали мимо их деревни и угостили его целой буханкой. Так мне удалось сохранить ей жизнь ещё на несколько дней, а потом в деревню прибыл обоз с едой.