Фёдору стало страшно, когда он засунул руку в карман брюк и нащупал бумажный комок, упругий, но продавливаемый пальцами. Он достал его из кармана — это был комок газеты, небрежно скомканный. Внутри было что-то, похожее на пластилин. Недоумение брало всё новые вершины славы, он не стал мучить свою голову, а просто положил свёрток в карман. Если сейчас его голова так болит, значит, вчера она была напряжена. Какая-то задача, гениальное решение рождалось в ней, а весь этот бардак — это результат той плодотворной деятельности. Кусок пластилина в его кармане должен что-то значить, пусть пока останется там.
Вдруг перед лицом сверкнуло яркой вспышкой и резануло глаза чувство внезапного страха. «Стенька! Он лежит в одежде, но почему? Я его убил вчера? Нет! Только не это, чёрт!» Он метнулся к кровати сына и заглянул в лицо. Тихое посапывание ребёнка немного успокоило его, он отпрянул от кровати и выдохнул. Выйдя на улицу, он долго стоял под моросящим дождём, пока рой пчёл не утих. Медленным шагом он пошёл в сторону комбината, недоумевая, как можно быть таким тупым, чтобы заниматься самобичеванием. «Почему нельзя было вчера показать пальцем на этот проклятый ящик и уйти, не оборачиваясь? Почему, благодаря собственной глупости и гордыне, сейчас, под этим липким, вонючим дождём тащусь, чёрт знает куда?»
Пёс, сидящий на привязи между воротами комбината и ангаром, снова облаял Фёдора, но тут же спрятался в будку. Он лучше других понимал, что с этим человеком лучше не связываться. Даже самый верный пёс должен хоть иногда заботиться о себе. Когда Фёдор прошёл мимо будки и начал подниматься на крылечко административного корпуса, пёс снова почувствовал свою безопасность и правоту, поэтому выскочил из будки и залился звонким лаем. При этом его морда имела очень серьёзное выражение, как будто упрекая кого-то: «Вот, стоило на секунду отвернуться, они уже тут как тут, проскочили мимо!»
Фёдор решил изменить обычную последовательность действий и не стал заходить к Котову. Он остановился напротив секретарши и потрогал руками свои виски, как будто проверяя, не перегрелись ли они. Девушка, обычно испытывающая дрожь при виде Дементьева, в этот раз почувствовала такой ужас, что даже не смогла встать со стула, как это она делала раньше.
— Ч-ч-что в-вам уг-угодно?
Фёдор сел на стулья возле стены, раскинул в стороны ноги и тихо произнёс:
— Медянов. Мне нужен Медянов. Пусть ключи от ангара возьмёт.
Девушка с большим трудом удерживала трубку телефона, пока набирала номер, бросая короткие взгляды на участкового. А тот, чувствуя, что именно он вызывает это беспокойство и страх у беспомощной, застигнутой врасплох девушки, старался ещё усерднее. Он уставился на неё своими жёлтыми замасленными глазами и стал облизывать губы. Несколько попыток правильно набрать номер так и остались неудачными. Судорожное вращение диска сменялось нажатием клавиши сброса в сопровождении со звоном колокольчиков внутри аппарата. Девушка поняла, что провалила этот экзамен в пух и прах, бросила трубку на аппарат, закрыла лицо трясущимися пальцами и убежала по коридору, вздёргивая плечами в приступе плача. Фёдор выдавил тошнотворную улыбку и почувствовал, что ему стало намного легче, а мозги снова заработали в полную силу.
Через пять минут из коридора появился маленький человечек в шляпе и очках, протягивая Фёдору короткую руку.
— Доброе утро, очень рад! Доброе утро, товарищ Дементьев, — притворно улыбаясь, щебетал карлик.
— Давайте пройдём в гараж. Ключи при вас? — произнёс Фёдор безразличным голосом, даже не взглянув на руку Медянова.
— Да, да, конечно, при нас, при нас…
Два человека — один большой, другой — маленький, друг за другом шли к ангару. Медянов, как обычно, не поспевал за участковым, поэтому семенил короткими ногами по дороге, иногда подпрыгивая на ходу. Причиной этому могло быть желание сменить ногу. Скорее всего, коротышка винил во всём отсутствие строевого шага, который выдают только в армии, но его туда не взяли по причине маленького роста и плохого зрения. Но его не отпускало и другое желание, вполне естественное — это не догонять этого великана, а остановиться или совсем развернуться и пойти обратно. Лиза, это милое создание, с утра вся в слезах, заполнила мысли Медянова. Он догадывался, что причиной этому был этот боров, размеренно переставляющий свои, словно сваи, ноги там, впереди него. Александр Михайлович не смог бы порвать его на мелкие кусочки при всём своём желании, однако, несмотря на всю свою сентиментальность, он клялся себе, что не отказался бы посмотреть на эти кусочки. Если бы кто-нибудь дал отпор, поставил бы на место или хотя бы сделал маленькое замечание этому неандертальцу, Александр Михайлович довольствовался бы и этим.