— Ой…, — Витя с ужасом понял, что снова стоит в одних трусах. — Заходи, Жень, я сейчас. Извини, пожалуйста.
Витя снова пытался надеть шорты, но ему всё чаще стало казаться, что было бы проще надевать их через голову. Преодолев сложнейшую задачу, он приступил к следующей, внимательно оглядывая майку и сгорая от стыда, вспоминая свой вчерашний конфуз. Всё, готово! Скорее на веранду!
Что-то подобное он уже видел, пора бы уже привыкнуть к таким картинам, но Витя не смог собрать свою волю в кулак и снова расклеился. Девочка из его снов сидела на полу, вытянув босые ноги, а на них лежала мордочка Джека. Его голубые глаза преданно смотрели в серую бездну глаз Жени, а она поглаживала бока волчонку. Голубой сарафан раскинулся широким подолом вокруг неё, образуя озеро небесного цвета, а яркий оранжевый бант, вплетённый в косичку, словно солнце на голубом небе, возвращал яркий день взамен мороси за окном.
…кусочек неба синего в ладошке
подарит вдруг прохлада родника…
— Здравствуй, Витя, — тихо промолвила Женя, застав его врасплох с широко открытым ртом. — Ты в порядке? Ты какой-то бледный…
Как ей сказать, что в последнее время это его естественное состояние, а те — другие — это страдания и боль. Когда он не видит Женю, жизненные силы покидают его по капле, а увидев её, он собирает эти капельки обратно, по одной маленькой росинке. Теперь он в порядке, в полном порядке.
— Всё хорошо, Жень, — улыбнувшись, ответил Витя и присел на корточки рядом с голубым озером, раскинувшимся около него. В каком-то состоянии, неподвластном ему, он протянул руку к Джеку, пытаясь погладить его, но нечаянно коснулся Жениной руки и непроизвольно отстранился, густо покраснев. Женя улыбнулась, показав ямочки на щеках, но не повернулась, как будто ничего особенного не произошло. Она подвинула руку к Витиной и коснулась её. Нежные персики на щеках могли бы сказать о многом — о страхе, о стеснении, о смущении, а может быть, даже о любви. Яркий розовый цвет над ямочками разгорался всё сильнее, его уже невозможно было скрыть.
— Женя, хочешь чаю? — предложил Витя, чтобы ситуация вышла из загадочного и неудобного тупика, на что гостья ответила утвердительным кивком головы.
Женя снова пришла не с пустыми руками. Знакомая берестяная коробочка уже стояла на углу стола. В ней лежали ещё тёплые печенья и большой апельсин. В глаза бросался чайник, на котором висел листок бумаги, закреплённый одним своим уголком в носике.
«Женя и Витя! Не скучайте, на столе для вас бутерброды и пирожные. Целую. Мама».
Витя открыл полотенце, которым было накрыто большое блюдо, приглашающее отведать вкусных бутербродов и красивых пирожных с розочками. Вскоре дети сидели за чашками с чаем и дули в них, не пряча свои взгляды и радуясь каждой секунде, которая уже прошла, и которая ещё не наступила.
38
Время летело быстро, словно птица, выпущенная на свободу. Пришла пора мерить температуру, которой, конечно же, не было и в помине. Витя вдруг вспомнил, что можно опустить градусник в чашку с чаем, но как это сделать, чтобы Женя не заметила? Можно натереть термометр об одеяло, но он умрёт от стыда, если его поймают за руку. Поэтому он решил смириться с судьбой и просто попросить Женю иногда заходить в гости, не как сиделка, а как друг.
— Витя, ты обещал рассказать историю, помнишь?
Витя посмотрел на Женю, потом на градусник, лежащий на столе.
— Но ты можешь испугаться, она немного страшная.
— Ничего, я даже не вздрогну, обещаю.
Витя вспомнил, как она сидела с ним вчера, а её рука была в его руке. Внезапное желание напугать её снова тут же сменилось чувством стыда, отчего он покраснел. Не удивительно, что он решил этого не делать, он даже постарался немного сгладить самые страшные места в своём рассказе.
— Эту историю рассказал моему папе дед Олег — он жил когда-то в нашем посёлке. Тогда мой папа был обыкновенным мальчишкой, простым проказником, который безвылазно мотался по лугам и лесам, не вылазил из Заячьего ручья и жил в шалаше до самого позднего вечера, пока его отец не давал ему хорошего ремня и не отправлял в дом. Дед Олег жил на другом конце посёлка, знал все леса и ручейки, каждый камешек, каждый пенёк в округе. Однажды он подозвал моего отца, когда тот проходил мимо его заборчика, предложил зайти и отдохнуть на скамейке. Папа согласился, не раздумывая, ведь дед Олег был для него, словно повелитель лесов и рек, морщинистый седовласый голубоглазый волшебник. Он посадил его рядом и начал свой странный и страшный рассказ. Отец так и не понял, почему дед Олег уточнил, что именно ему он должен рассказать эту историю.