Банка грязного рассола на полу в углу помогла немного встряхнуться, Фёдор с трудом встал на колени, потом на ноги, тут же схватился за стол и не смел пошевельнуться и сделать хотя бы шаг. Рука потянулась за зеркалом, отражение в нём привело Фёдора в ужас. Целый пчелиный рой не смог бы так постараться. Жёлтые набухшие шишки и каналы, готовые взорваться при первом же прикосновении, покрывали его лоб и шею. Бровь чёрным засохшим пятном прилипла ко лбу, выпирая над глазом. Фёдор попытался подцепить ногтем этот тёмный нарост, но трясущиеся руки привели к тому, что часть брови отошла от лба и повисла над глазом. Страшный вопль последовал незамедлительно, зеркало полетело в стену, но не разбилось, а отскочило на одеяло и затерялось там. Фёдор упал на колени и начал шарить в грязных комках одеяла в его поисках, нашёл, и в бессилье лёг на пол. Безобразная рожа смотрела на него с грязного овального стекла.
«Это твоё реальное лицо, ты этого хотел? Ты уже не будешь прежним!» Он почувствовал странную слабость, даже лёгкость оттого, что всё решил для себя. Его влекло куда-то, в потайные закоулки мыслей, где давно никто их не тревожил. Такое же яркое утро, молодой рыжеволосый сержант, высокий и стройный, идёт бодрым шагом по дороге. Волосы огненного цвета с трудом уложены набок, это потребовало больших усилий. Остановка, скоро автобус, в руках пачка документов, которые ему доверили отвезти в Центральный отдел. Что-то странное привлекло его внимание: на скамеечке лежала девушка. Она спала прямо на досках, на лице запечатлено страдание, грязные разводы от слёз, тонкие бледные губы, сложенные в трубочку, как будто ждущие поцелуя. Тогда Фёдор сел на свободный конец скамейки и долго смотрел на это замученное существо. Но не эта девушка тогда удивила его, а состояние, которое он испытал. Как будто волна, тёплая, ласковая, подкатила к его горлу. Он готов был поклясться, что, если бы увидел эту волну воочию — её цвет был бы розовым. Это был первый и последний раз, когда Фёдор почувствовал нечто подобное, как будто лёгкое дуновение из детства, мимолётное эхо тронуло его за щеку, пробежало мурашками под волосами, защекотало в ушах.
Он прикоснулся к этим тонким губам указательным пальцем и ощутил дрожь во всём теле. «Я заберу тебя, ты всегда будешь моей». Странные мысли тогда испугали его, он изменял своим принципам, даже хотел встать и идти по дороге в центр пешком, не дожидаясь автобуса, но девушка открыла глаза и улыбнулась ему. Это была она, Полина.
Воспоминание улетало, оно коснулось его лица, оставив розовый след в воздухе, который растворялся и звал за собой. Фёдор понял, что кровь стекает крупными каплями с повисшей брови и капает в глаз, но боялся пошевелиться. «О боже, Полина… прости меня…»
Скрипнула калитка во дворе, она вернула Фёдора в реальность, которая нависла над ним непомерным грузом.
76
Иван Колодин медленно шёл по заросшей дорожке, озираясь по сторонам, ощущая холод на коже. Когда он был тут последний раз, он видел этот двор совсем в других красках. Пушистый щенок бегал и пытался укусить колесо маленького велосипеда, на котором рыжий карапуз, звеня смехом, убегал от него. Цыплята рассыпались весёлой гурьбой, спасаясь от этой шумной ватаги, а на крылечке стояла стройная красавица с полотенцем на руке, грозила маленьким пальчиком проказнику Стеньке и смеялась от счастья. Зоя Георгиевна сидела в тени яблоньки и шелушила в тарелку стручки гороха. Морщинки её были чуть заметны, она слегка встревожена чем-то, как будто боится потерять это короткое счастье и покой.
Мрачное пугало с грязными лохмотьями на фоне голубого утреннего неба раскинуло костлявые руки в поисках пернатых жертв. Ивану показалось, что где-то там, в зарослях травы есть ноги, на которых пугало твёрдо стоит, готовое сделать шаг. Пустые грязные бельевые верёвки между домом и сараем провисли почти до земли, прищепки скатились к середине и притаились за крапивой.
Дверь в сарай поскрипывала на ржавых петлях, то открывая тёмную щель дверного проёма, то снова пряча её. Странный запах исходил из этой темноты, он пробирался в ноздри и собирался в комок, перекрывая верхнюю часть пищевода. «Боже, да что у тебя там, чан с дерьмом, что ли?» — подумал Колодин, зажимая нос. Он поспешил отойти подальше от сарая, подошёл к дому и хотел уже постучать в дверь, как та приоткрылась, будто по заказу. Ни звука не доносилось из-за неё, но просто стоять и смотреть на облезлую краску двери было уже невмоготу. Колодин заглянул за неё и резко отпрянул: чудовищное лицо, жёлтое и опухшее, с глубокими нарывающими царапинами глядело на него из полумрака помещения. Только лишь по форменной рубашке, вернее, по тому, что от неё осталось, Иван определил, что перед ним стоит его подчинённый. Колодин смог смотреть на Фёдора только в пол-оборота, не решаясь задержать на нём взгляд надолго.