Грищенко придвинул телефон и, сверяясь с красивой визитной карточкой, набрал номер.
— Ничего не вышло, — скорбным тоном доложил он, и скорбь его была совершенно искренней. — Мой инспектор внаглую сорвал проверку. Видно, его купили с потрохами и дали гарантии… А что УБЭП?
— Их отозвали, — ответил невидимый собеседник.
— Ну вот! — вроде бы взбодрился Грищенко от того, что не он один провалил заказ. — Их голыми руками не возьмешь!
На другом конце провода Олег Сергеевич Канаев положил трубку.
— Посмотрим, — спокойно произнес он.
А в кабинете у Семена Борисовича Заборовский разгружал хозяйственную сумку, выкладывая акции прямо на полированный стол.
— Здесь опись, все точно, можете проверить…
Храмцов махнул рукой.
— Проверим, не беспокойся. Сложи все в шкаф, и ведомость туда же…
— Хорошо, хорошо… На завод налоговики наехали, менты накатили, землю роют. По моим сведениям, пока ничего не нарыли.
— Вот это молодец! Разнюхивай все что можешь, с людьми знакомься, укрепляй контакты, влезай в коллектив поглубже. Это потом пригодится.
— Сделаю, Семен Борисович! — Заборовский даже руку к груди приложил, словно давал самую верную клятву.
Но в кабинет уже вошел хмурый Олег Сергеевич. Заборовский понял, что он здесь лишний, и поспешно распрощался.
На «Сельхозмаше» наконец дали аванс. Андрей к этому времени был уже почти «на нуле». На черный день у него имелись запасы гречневой крупы, сахара и чая — пару недель можно продержаться. А на самый черный день отложены еще двадцать долларов. Смешно, конечно, — заработок итальянской уборщицы за половину рабочего дня. Почему именно итальянской, он и сам не знал. Следовало рассчитаться с долгами — он и ребятам должен, и у Любани занимал. Только тогда от аванса почти ничего не останется. Придется им еще подождать. Хотя и неудобно.
А Колотунчик раздал долги и с чистой совестью подошел к Андрею, предложил пойти отметить. Тем более что «тут за углом даги хорошим спиртом торгуют и недорого». Это он всегда предлагал, а Андрей всегда отказывался. Колотунчик обижался: «Ну, конечно, — ты же у нас белая кость…»
Андрей уже подумывал о том, что надо пойти разок с Колотунчиком. Чтобы отвязался.
Вместо дагов он направился в универсам, который принадлежал армянскому бизнесмену и назывался «Манхэттен». Более уместным было бы название «Гарлем». Не потому, что покупатели или продавцы в универсаме были чернокожими — обыкновенными они были, а потому, что обшарпанные стены и мигающие лампы дневного света вызывали ассоциации с подземным переходом в негритянском квартале.
В «Манхэттене» Андрей и увидел Лену. Точнее, тогда он не знал ее имени. Он взял упаковку «Жиллет», пену для бритья «Нивея», лапшу «Доширак» и подошел к кассе. Впереди стояла стройная девушка, в джинсах и желтой стеганой курточке она трогательно походила на цыпленка. Говоров рассмотрел только маленькое ушко с капелькой-сережкой и завиток пшеничных волос из-под маленькой шляпки-фуражки да ощутил волнующий аромат духов. И его как толкнуло: наверняка красивая! Вот бы обернулась! И она действительно на миг обернулась. И действительно оказалась красивой! Тонкий профиль, большие глаза, четко очерченные губы…
Кассирша — толстая тетка с усами — неразборчиво назвала сумму. Женщина расплатилась и направилась к двери. Андрей смотрел ей вслед.
— Мужчина, — сказала кассирша. — Ты чего — уснул?
— Извините, — произнес Андрей. В нем все напряглось.
«Сейчас я ее догоню… Догоню и познакомлюсь. Сейчас!»
В этот момент в кассовом аппарате кончилась лента. Усатая кассирша меняла ее долго… невероятно долго. Катастрофически долго. Когда Андрей выскочил на улицу, женщины уже не было.
Дома Говоров поужинал и вопреки многолетней привычке мыть посуду сразу же не стал этого делать, а прошел в комнату и лег на диван. Подумал: из-за какой-то кассовой ленты… Уж лучше бы я пошел квасить с Пашкой, колотунчики!.. А глаза у нее карие. Карие у нее глаза…
…Если глядеть со стороны, то картинка была самая что ни на есть идиллическая и привычная: вечер, закатное осеннее солнце, прохладный ветерок, под голыми тополями, чуть в сторонке от асфальтовой дорожки, ведущей к новой одноподъездной «свечке», расположились на ящиках трое алкашей вполне интеллигентного, но потрепанного вида — три бутылки портвейна и три маленькие упаковки чипсов. Хорошо сидят, выпивают и ведут обычный разговор о судьбах русского народа и евоных перспективах… Лишь изредка в их беседу вкрадываются непонятные фразочки типа: