— Я не могу изменить своему решению,— сказала она. Это был не вопрос, и Годфри Меннингер ничего не ответил ей.
— Ну что же,— сказала она,— не вижу причин оставаться здесь дальше. Гуд бай, папа. Заботься о себе. Увидимся позже.
Она, не глядя на него, встала, взяла свою сумочку и офицерскую фуражку и вышла из комнаты.
Если ее отец был упрям и решителен, то она тоже была и упряма, и решительна, не менее, чем он. Она спустилась вниз и вошла в телефонную будку.
На экране появилась женщина ослепительной красоты. Однако она была не символом секса, а произведением искусства.
— О, Марджори,— сказала она.— А я думала, что ты появлялась здесь по своим шпионским делам. Марджори, что случилось с твоим лицом?
Мэгги потерла свой покрытый прыщами подбородок.
— О, это. Просто реакция на прививки. Могу я увидеться с тобой?
— Конечно, дорогая. Прямо сейчас?
— Прямо сейчас.— Мэгги положила трубку и вышла из будки. Но перед этим она посмотрела в зеркало, чтобы проверить макияж.
Мать Мэгги Меннингер жила в одном из самых высоких и самых дорогих небоскребов Нью-Йорка. Это было старомодное строение, возведенное в те времена, когда энергия была дешевле, так что можно было не экономить на звуко- и теплоизоляции, создании самых комфортных условий жизни. Теперь, нефть была безумно дорога, жизнь в этом здании была доступна лишь очень немногим. Алисию Хоуз и ее теперешнего мужа стоимость роскошной квартиры не беспокоила.
Привратник приветствовал Мэгги.
— Рад видеть вас, мисс Меннингер! На этот раз вы будете жить у себя?
— Боюсь, что нет, Харви. Мне нужно поговорить с матерью.
— Да, мисс Мэгги. Она ждет вас.
Алисия Хоуз поднялась для приветственного поцелуя и окинула дочь все видящим проницательным взглядом.
— Тебе неплохо похудеть на пару килограмм, милая.
— Обещаю похудеть, мама. Мне нужна от тебя одна услуга.
— Конечно, милая.
— У папы возникли некоторые трудности, и мне нужно выйти на публику. Я хочу провести пресс-конференцию.
Муж Алисии Хоуз был владельцем большой телесети с выходом на три главных города. Ему принадлежали также дюжина спутников-передатчиков.
— Думаю, что кто-нибудь из людей Харольда поможет тебе,— медленно сказала она.— А в чем проблема?
— Мама, тебе это знать не нужно.
Мать вздохнула. С тех пор, как она вышла замуж за Годи Меннингера, она привыкла жить, не интересуясь ничем. Однако, разведясь с ним, она думала, что обрела свободу. Она никогда не говорила со своим экс-мужем. Не потому, что она не любила его. В глубине сердца она всегда считала его образцом мужчины. Однако она боялась, что случайное слово, сказанное ею кому-либо, если она будет много знать о работе мужа, произведет катастрофу в мире.
— Дорогая,— сказала она.— Я же должна что-нибудь сказать Харольду.
— О, конечно. Но не как проблему. Я хочу рассказать о Джеме. Планете Джем. И собираюсь туда, мама.
— Да, ты говорила мне. Через пару лет, когда все успокоится.
— Я хочу успокоить всех сейчас, мама. Я хочу, чтобы Соединенные Штаты послали туда достаточно сил и сделали эту планету пригодной для жизни. Чтобы любой американец мог посетить ее в любое время. Я хочу сделать это сейчас. Я предполагаю улететь через три недели.
— Мэгги! Неужели, Мэгги?
— Ты же не будешь возражать, если я хочу этого?
Алисия Хоуз никогда не могла устоять против такого аргумента дочери. Не могла она противостоять ему и сейчас. Мысль о дочери, несущейся сквозь пространство туда, где люди погибают в страшных мучениях, была ужасна. Но Мэгги давно уже доказала свою возможность постоять за себя.
— Ладно. Видимо я уже не могу запереть тебя дома. Ол райт. Ты не сказала мне, что я должна сделать.
— Попроси Харольда выпустить меня в программе новостей, сам знает, как это лучше сделать. Правительство против полета на планету. Оно урезает фонды, жалуется на возникающие проблемы. Я хочу, чтобы все знали, насколько важна для нас эта планета, я хочу рассказать народу все.— Она добавила из соображений стратегии.— Папа сначала поддерживал меня. Но теперь он переменил мнение и хочет, чтобы проект закрыли.
— Значит, ты борешься против собственного отца?
— Точно.
Алисия Хоуз улыбнулась. Это могло повлиять на ее ш перешнего мужа. Она развела руками и пошла к телефону.
— Я скажу Харольду, что тебе нужно,
Ана Димитрова сидела в большой комнате за круглым столом. На голове ее были наушники. Она сидела с закрытыми глазами, губы ее двигались, а голова покачивалась, стараясь уловить ритм песни шариста, записанной на пленку. Но это было трудно, так как на пленке был голос не только шариста, но и кринпита. Пленка была записана несколько недель назад, когда единственный оставшийся в живых кринпит разговаривал с Ширли, единственным оставшимся в живых шаристом лагеря Детрик.
Имя шариста было не Ширли. Оно звучало примерно так: Моахри Балуй, что означало нежно-золотой носитель облаков. Скрипы и постукивания кринпита с трудом воспроизводили звуки шариста, но Ширли понимала его. Ана тоже хотела понять и прокручивала ленту снова и снова.
— Майа хийи (эти существа не похожи на нас) хуу хайэй (они жестокие животные).
Ответ Ширли: Ньюа малийи на хухаа (они убили мои песни).
Ана сняла наушники и с удовольствием потерла глаза. Сегодня головная боль очень сильна. И эта ужасная комната! Двадцать наушников и двадцать магнитофонов перед двадцатью одинаковыми стульями с жесткими прямыми спинками. Так ужасно!
Ана слишком устала, поэтому она выключила магнитофон повесила наушники на крюк и встала. Она хотела попрощаться со своими собратьями но проекту, которые пришли сюда вместе с нею, но оказалось, что все ушли. Она осталась одна.
Было уже почти одиннадцать часов! А в шесть часов гонг поднимает ее с постели! Быстро идя по пустынной улице домой Ана вдруг изменила курс. Она решила выпить чего-нибудь с кофеином, чтобы подавить головную боль.
Но когда она опустила доллар в машину и подставила стакан она вдруг поняла, что зря пришла сюда. Такой ужасный, раздирающий уши шум! Дюжина парочек бесновалась под музыку проигрывателя в одном углу. Компания людей восточного типа собралась в другом углу и пела под гитару, совершенно не обращая внимания на музыку проигрывателя. Но хуже всего был шум телевизионной ниши: возбужденные крики, смех. Что там они смотрят? Неужели их так забавляет рекламный ролик?
— О, Нан, крикнула ее соседка по комнате. Ты пропустила все. Она была великолепна.
— Кто? Что я пропустила? Кто великолепна?
— Лейтенант-полковник Меннингер. Это действительно супер. Ты знаешь,— доверительно сказала женщина,— я всегда недолюбливала ее. На сегодня она была прекрасна. Она выступила в шестичасовой передаче новостей. Это было небольшое интервью, просто рассказ о Джеме. Я не знаю, как они вытащили ее на экран, но сделали они это не зря. Она прекрасно говорила, она сказала, что Джем дает надежду всем несчастным в мире. Она сказала, что там все ненависти будут забыты. Она сказала, что там, на чудной планете, каждый ребенок сможет выбрать себе идею и мораль, и у каждого будет пространство, чтобы жить так, как ему хочется, как он решил.
Ана захлебнулась кока-колой.
— Полковник Меннингер сказала это?
— Да, да, Нан, и это было великолепно. Мы все тронуты. Даже люди, подобные Студу Свеггерту и Нгуену. Комментатор спросил ее, правда ли, что на Джем будут посланы войска. И полковник сказала: "Я сама солдат. В каждой стране есть солдаты, как я, и каждый из нас молит бога, чтобы ему пришлось воспользоваться своими знаниями и умением. Но на Джеме мы сможем сделать нечто полезное. Сделать для мира, а не для уничтожения. И позвольте нам лететь туда, чтобы сделать это..." Что? — переспросила женщина, так как Нан бормотала что-то по-болгарски.
— Нет, нет, продолжай, пожалуйста,— сказала она.