— На тебе было очень хорошенькое платье вчера вечером, Бетти, — заметил Гаррисон.
— Это платье я ношу с тех самых пор, как мы приехали на север, — возразила Бетти.
— Ну ладно, я соображу тебе новое, когда доберемся до дому. Боб, не соорудишь ли ты нам ещё парочку этого, пока вы не ушли?
— Спасибо, я больше не буду, — отказался Блэйр.
— Ну тогда мне, — сказал Гаррисон и поднял пустой стакан.
— Ну держись, опять за своё, — протянула Бетти.
Хотя всё это очень походило на семейную перебранку в присутствии постороннего, любопытство Блэйра брало верх над неловкостью. Джеку Гаррисону было уже за шестьдесят, а не около пятидесяти, а Бетти Льюис — лет тридцать пять. Возраст Боба Льюиса определить было гораздо легче, принимая во внимание, что он попал в пограничники в 1942 году. Двадцать два плюс девятнадцать будет сорок один. Гораздо труднее было определить характер отношений между Гаррисоном и Льюисом. И между Гаррисоном и Бетти Льюис, хотя очевидно, у Гаррисона уже давно возникла своего рода привязанность к каждому из них. Это был энергичный мужчина, который, несмотря на всю свою сентиментальность насчет жены, был в своё время, несомненно, сердцеедом. Блэйр очень четко представил себе, как Гаррисон где‑нибудь на вечеринке в гостинице посылает за девочками. И такой мужчина, — да что там, любой мужчина, — наверняка должен был обратить внимание на формы Бетти Льюис. Она постоянно хмурилась, что было результатом неловкости оттого, что у неё такая фигура и от того, как это действует на мужчин. Она не была красавицей, и Блэйр предположил, что Боб впервые встретился с ней, вызвав на часок по телефону. Вполне возможно, что она вышла замуж за Боба, чтобы вырваться из омута проституции, но Блэйр был склонен думать, что Джек Гаррисон сыграл при этом немаловажную роль. Блэйр сомневался в том, что Льюис женился бы на Бетти без некоторого ободрения со стороны Гаррисона, у которого Боб мог всегда заработать на сносное существование.
Льюис подал Гаррисону ещё стакан спиртного, затем они с Бетти спустили ялик и отчалили.
— Я мог бы дать им свою лодку, — сказал Дейв Блэйр. — Мне следовало предложить им.
— Нет. Трудно сказать, когда они вернутся. Они найдут какую‑нибудь пивную и начнут там сссориться. У них давно уже чешутся руки. Это было заметно в течение всей прошлой недели, а когда они начинают драться, то, поверьте, дерутся по настоящему. Знаете, Бетти — тертый калач.
— Да, мягко говоря, — согласился Блэйр.
— Уж она‑то может постоять за себя. Однажды, что‑то около месяца тому назад мы рыбачили за Нантакетом, насколько я помню, и искали меч–рыбу. Вот с этого всё и началось. Она заявила, что никогда еще не поймала ни одной меч–рыбы. А я ответил, что, пожалуй, её там можно поймать. И, боже мой, она подцепила одну, ох и здоровенная же это была штуковина. Не берусь гадать, сколько она весила, но я сказал Бетти, что, если она вытащит её на борт, я подарю ей чучело этой рыбины. Ну, знаете, это надо было видеть самому, как она билась с этой рыбой, пот лил с неё так, что платье промокло до нитки.
Он несколько помедлил.
— Никогда раньше не видел её в таком возбуждении, она дергалась взад и вперед минут сорок или пятьдесят. Я же просто сидел рядом и наблюдал за ней. Боб стоял у штурвала, на мостике и пытался помочь ей, как только мог. Но затем он, не знаю почему, вдруг дал полный ход. Судно рванулось вперед, и дело с концом. Леска оборвалась, Бетти отбросило назад, и рыба ушла в море. К счастью, она не выпустила удилища. Все вместе это стоило мне где‑то около четырехсот долларов. Она смотала на катушку остаток лески, поднялась к Бобу на мостик, выругалась и так стукнула его в подбородок, что он полетел за борт. Одним ударом. Думаю, он не ожидал ничего подобного, но даже если и так. Я заорал, чтобы она остановила судно, но она лишь огрызнулась: «Пусть тонет, сукин сын». Мне пришлось подняться на мостик самому и взять штурвал, иначе Боб Льюис уже кормил бы собою рыб. Вы бы только посмотрели на её руки! Живого места не было. А ведь она привычна к рыбалке. Ей так хотелось добыть эту рыбу, даже если бы пришлось для этого изрезать руки до костей. И что же она сделала потом? Она разревелась как самая настоящая баба. То она билась с этой рыбиной больше получаса, одним ударом вышвырнула мужа за борт и готова была его утопить. А затем, когда всё кончилось, она заплакала как дитя, у которого отняли леденец. Бетти — женщина с характером.
— Да, действительно, — протянул Блэйр.
— Она полячка, из Буффало, штат Нью–Йорк. Между нами, думаю, она была наводчицей. Я не верю историям, что она рассказывает о себе. По крайней мере некоторым. Она рассказывала, что была заклинательницей змей, сначала в бродячей труппе, а затем в ночных клубах. Бывало, подрабатывала лишнюю монету, проделывая это совсем голой в курительных комнатах. Этому я верю. Кто станет выдумывать такие вещи? Но остальное, большей частью, просто чепуха. Например, она рассказывает, что у неё был один старик, который поселил её в квартире на Парк–Авеню, и всё такое прочее. Что она мелет о нём. И это всё в присутствии Боба, своего собственного мужа. Но ни за что не признаётся, что была наводчицей.