Кук не преодолел этой пропасти, и хотя мягче других, он все-таки смотрел на матросов глазами начальника, стоящего неизмеримо выше их, оценивавшего их только как силу, необходимую для движения корабля, сохранять и заботиться о которой он обязан для успешного выполнения данных ему заданий.
«Пять дней под ряд были довольно ясные. Кроме предыдущих наблюдений, которые нам удалось поэтому сделать, эта хорошая погода была нам к тому же очень полезна и установилась чрезвычайно кстати, так как, имея на борту много пресной воды или льда (что было для нас одно и то же), экипаж смог выстирать и высушить свое белье и платье, предосторожность, которую необходимо как можно чаще соблюдать в долгих путешествиях».
Семнадцатого января пересекли полярный круг на 39°35′, а к концу дня корабли была на 67°15′ юж. ш.
Поднявшись на грот-мачту, Кук увидал громадное ледяное поле, бескрайно лежавшее к югу. Лето приходило к концу, пробиться сквозь льды было невозможно. Сомнительной была возможность обхода льдов с востока, и он решил итти на север в уже пройденные места, тем более, что поднявшийся сильный ветер заставлял остерегаться близости льдов и убирать паруса. Густой туман и снег задерживали ход. Мороз усиливался. Вода на корабле замерзала. Волны вздымались сильнее, и к ночи налетела буря с дождем и снегом. Резко менявшийся ветер то нес корабли, то оставлял их на произвол разбушевавшегося океана. Кук то заставлял «Предприятие» подходить ближе, то удаляться в зависимости от состояния погоды, рассчитывая в ясный день на возможность обнаружения земли. Ветер рвал паруса и метался, набрасываясь то с одной, то с другой стороны. С каждым днем гасла надежда отыскать землю. Первого февраля ветер установился на северо-восток, принудив держать курс в этом направлении. «Так как мы находились тогда на 48° 30 ш. и 58°7′ вост. д. и приблизительно на параллели острова Морис, я ожидал найти землю, которая, говорят, была открыта французами в январе 1772 года; не видя ни малейшего признака ее, я пошел на восток».
Капитан Фюрно уверял, что земля должна быть близко, судя по появлению чаек и буревестников и по состоянию моря. Но Кук не верил: его наблюдения не говорили этого, а кроме того, если даже эта земля и существовала, то не была мысом Южного Материка, как утверждали в Англии и Франции. Этот было (достаточно, чтобы не задерживаться в этих широтах. Тем не менее, Кук уступил Фюрно и в продолжение трех суток корабли шли на запад и северо-запад, после чего снова повернули на восток. Каждый ясный день использовался для проветривания постелей, уборки и окуривания корабля.
Восемь месяцев плавания обошлись без единой серьезной поломки и болезней. Предусмотрительность и догадки Кука оправдывались блестяще. Можно было смело рискнуть еще раз пересечь полярный круг. В запасе было здоровье и сытость матросов, бодрое настроение. Эта неосторожная, необычно дерзкая мысль тревожила сознание. Благоразумие гнало ее прочь: пора было уходить от полярной зимы, грозившей страшными холодами, туманами, тьмой, бурями, от опасности зимовки в льдах, в условиях беспримерных, налагавших огромную, не по силам ответственность. Кук сознается в желании снова направить корабли на юг, в льды на поиски прохода к Неведомой Земле. Но обстоятельства, хотя и омрачавшие это удивительное плавание, повернули колесо судьбы и спасли Кука от опасного шага, от рокового, может быть, решения упорного и смелого человека.
Восьмого февраля день был пасмурный, тяжелые, низкие облака ползли, застилая свет, все вокруг тонуло в туманной мгле. Каждый час стреляла пушка, глухо отдавался выстрел, мгновенно проглоченный туманом. Ответа не было. «Предприятие» молчало, скрытое темными облаками. День тянулся тревожно. Кук приказал стрелять каждые полчаса. Мгла зловеще молчала. Ясная погода следующего дня открыла пустое море. «Предприятия» не было. Легли в дрейф, стреляли всю ночь, жгли фальшфейеры. Прошли еще сутки. Всех охватило жуткое чувство одиночества, оторванности. «Весь экипаж, — говорит Форстер, — был подавлен этой разлукой; мы не бросали взгляда на океан без того, чтобы не выразить грусти при виде нашего одинокого корабля посреди этого неведомого и далекого моря; вид второго судна смягчал до тех пор наше беспокойство и внушал веселость».