Серебристая «рысь» плавно скользила по аллее между цветущих каштанов. Молодой Ах-Хишари приоткрыл окна, и в кабину вливался сладкий аромат, не такой густой, как от сирени, и почему-то напомнивший Дженнаку Хайан с его рощами пальм и магнолий. Давно он не был в родном городе... Может быть, из-за того, что думал о нем как о средоточии потерь: отец, мать, братья, сестры, Вианна, Грхаб - все они были с ним в Хайане и все ушли, но остались связанными с этим местом, с древним дворцом сагамора, с золотыми песками на берегу Ринкаса и чайками, что мечутся над водами и кричат: «Хайа! Хайа!» Воспоминание об их криках внезапно наполнило Дженнака тоской, и подумалось ему, что с каждым годом это чувство будет все сильнее, и нельзя от него избавиться, как и от собственной памяти. Человек, проживший много лет — словно мост между прошлым и настоящим, и хоть короток этот мостик у людей, но та его половина, что пришлась на юность и годы зрелости, не забывается. Для него же этот мост был огромен, длиною больше трех столетий, огромен и усеян пеплом погребальных костров. Чем длиннее мост, тем больше воспоминаний и больше тоски...
Нево Ах-Хишари глядел на него с тревогой.
- Ты бледен, мой господин... Хорошо ли тебе спалось?
Дженнак провел по лицу ладонями, стирая след печали.
- Спал я хорошо. Запомни, друг мой: нет слаще сна, чем рядом с любимой женщиной. Будешь ее искать, будешь выбирать, не жалей на это труда и усилий. Помни: многие расстелят тебе шелка любви, но лишь у одной они будут пахнуть цветами... - Он вдохнул аромат каштанов и добавил: - Не сон меня тревожит, а то, что грядет война, что опять прольются реки крови... Я подумал об этом и вспомнил, сколько близких и друзей мной потеряно. Ушли они в Чак Мооль, исчезли из мира, и сердце мое тоскует по ним...
- Ты много воевал, мой лорд? — спросил Нево.
- Больше, чем мне хотелось. Слишком много битв, слишком много ран...
- Но на твоем лице и на руках нет шрамов!
- Они здесь. - Дженнак приложил ладонь к груди.
Шрамов у него в самом деле не было, если не считать царапины, нанесенной когда-то клинком Эйчида. Наставник Грхаб обучил его волшебному искусству боя, и ни меч, ни копье, ни стрела его коснуться не смогли. Спустя десятилетия, когда стрелы сменились снарядами и пулями, Дженнак уже учился сам и делал это тщательно, понимая, что свинец и перенар опаснее клинков и стрел. Но еще до тех времен, много, много лет назад, шла молва о его неуязвимости и находились люди, желавшие это проверить. К людям удача благосклонной не была, но жуткий монстр в Нижней Эйпонне чуть не разделался с ним. И хотя с той поры не изменяло Дженнаку боевое счастье,
он знал, что есть пределы у его неуязвимости. Знал он и другое: душу ранить легче, чем плоть.
- Я не хотел бы воевать, - вдруг промолвил Нево. - Хор, мой старший брат, что правит в Тверне, тот воин! А я хотел бы поселиться в Эммелитовом Дворе. Мне там интереснее.
- Почему?
- Не знаю. Таким уж я уродился... - Нево пожал плечами. - Мне было три года, когда я увидел ракеты - не настоящие, а шутихи, что пускают по праздникам. Теперь я знаю, как летит боевая ракета, могу рассчитать ее движение, вес и заряд... И я думаю: вот бы сделать ее больше, такой, чтобы поместился человек! Чтобы она могла лететь с огромной скоростью, в десять раз быстрее воздушных кораблей! Из Росквы в Чилат-Джень- ел или еще дальше!
- Но ракета упадет на землю и человек погибнет, — сказал Дженнак, удивленный этой идеей.
- В том-то и дело, мой лорд! Надо затормозить полет, и пока я не знаю, как к этому подступиться. Возможно, соединить ракету с крыланом... Учитель Фалтаф говорит, что нужен новый двигатель, много мощнее моторов на воздухолетах и одноко- леснике. Если удастся его построить, то мы...
Юноша смолк.
- Ты говоришь про Фалтафа из Норелга? - спросил Дженнак.
- Да. Он мой наставник.
Они помолчали. Машина выехала из поместья Ах-Хишари и двигалась теперь вдоль насыпи одноколесника.