- Знаю, но больше забочусь о нашей крови, твоей и моей. Не хотелось бы сгинуть в этом лесу... - Ее глаза округлились, на губах мелькнула насмешливая улыбка. - Вдруг нас кто-нибудь съест? Кажется, ты говорил о тиграх?
- У нас есть оружие, и я помню эти места. Утром мы пойдем в стойбище дейхолов и купим лошадей. А с ним... - Дженнак бросил взгляд на бесчувственного акдама. - С ним трудно путешествовать. Я попрошу дейхолов увезти его в город.
- На лошадях до Росквы ехать долго, — сказала Чени.
- Долго, но я что-нибудь придумаю. Есть сто способов, как повязать шилак.
Они смолкли. Потом Чени бросила взгляд на Туапа Шихе, призадумалась ненадолго и обняла Дженнака за шею. Ее глаза лукаво блеснули.
- Костер - это неплохо, милый, но я знаю лучший способ согреться. Какая из поз любви подходит для заблудившихся в лесу? Что-то я не могу припомнить... А ты?
Сказано в Книге Повседневного: не отвергай зова женщины, ибо он есть жизнь, подумал Дженнак. Потом рассмеялся и посадил чакчан на колени.
В киншу, языке жестов и телодвижений, были описаны тридцать три позы любви и семь поз молитвы, с которой обращались к Шестерым богам. Происходящее между мужчиной и женщиной религии не касалось и было не менее важным, чем почитание Мейтассы или Арсолана, Коатля или Одисса, Сеннама или Тайонела. Наверное, еще важнее - ведь человек слаб, и земную страсть, ласки и поцелуи, предпочитает общению с богами. Одиссарцы, насмешливые соплеменники Дженнака, знали об этом и говорили так: поз любви впятеро больше, чем поз молитвы. Нашлась и такая, что подходила для затерянных в чащобе Сайберна...
Прошло изрядное время, пока Дженнак и Чени не разомкнули объятий. На берег озера и лес пала ночь, потрескивал в костре валежник, негромко шумели и поскрипывали сосны, и ветер касался обнаженных тел своими прохладными пальцами. Но холодно не было; раскрасневшиеся, разгоряченные, они ощущали, как кровь быстрее струится по жилам. Их губы еще хранили сладость поцелуев, ресницы трепетали, дыхание было бурным, и отзвук миновавшей страсти еще мерцал в глазах. Наконец Чени поднялась со вздохом и, убедившись, что куртки и штаны высохли, стала одеваться.
- Как странно, милый... - расслышал Дженнак ее шепот. - Мы низвергнуты с небес на землю, в дикий край, но кажется мне, что я у порога дома - того, что остался в Арсолане, или у нашего хогана в Шанхо... Правда, здесь нет цветов, зато такие могучие деревья!
- Мой хоган там, где ты, - сказал Дженнак, тоже натягивая одежду.
Чени тряхнула головой, темные пряди волос рассыпались по плечам.
- Это другой дом, тот, что всегда с нами. Но человеку нужно место, чтобы возвести стены и крышу и разжечь очаг... пусть даже стена будет из древестных веток, а вместо очага - костер. Это дарит чувство уюта и безопасности, и мы...
Низкий грозный рык раскатился среди деревьев, заглушив ночные шорохи и скрипы. Лес замер; чудилось, что волны страха затопили его, смывая покой и тишину.
- С безопасностью ты поспешила, - молвил Дженнак и по тянулся к карабину. Тяжелый вороненый ствол был холоден, как воды Байхола. Вспомнив о недавнем купании, он подумал: только бы не подмок заряд.
Чени бросила ветки в костер и застыла, всматриваясь в тьму под деревьями. Огонь затрещал, ярко вспыхнул, высветив на миг затаившегося хищника: широкую морду, полуоткрытую пасть с огромными клыками, безжалостные янтарные глаза. Он находился в десяти шагах, и Дженнак знал, что это расстояние тигр может преодолеть одним прыжком. Знал и другое: лесной владыка не нападает на дейхолов и изломщиков. Но к чужакам это не относилось. Чужаки были законной добычей.
Он положил оружие на землю, прошептал: «Молчи, чакчан! Не двигайся!» - и направился к зверю. Шаг, другой, третий... Тигр глухо зарычал, мышцы его напряглись, ноздри расширились, втягивая воздух. Тигр был умен, умнее медведя и волка, умнее собак, и смутное чувство тревожило его: помнилось, что не всякий человек - добыча. Были люди, такие же, как он, охотники, оставлявшие ему оленей и лосей, кабанов и мелкую дичь, признававшие его владычество, и он их не трогал. Но кто стоял перед ним сейчас?..
Дженнак замер. Зверь мог достать его когтистой лапой в любой момент. Он услышал, как всхлипнула Чани - должно быть, сердце ее переполнилось ужасом.
- Нин... - тихий монотонный звук вырвался из горла Дженнака. - Нин... ннн...
В этот миг он был не Дженом Джакаррой, не Та-Кемом из страны Нефати и не владыкой Бритайи и Риканны, не вождем, увенчанным белыми перьями. Он превратился в Тэба-тенгри, лесного охотника и колдуна, чью власть признавали когда-то все дейхолы и изломщики на байхольских берегах. Этот лес был его лесом, земля - его землей, его угодьем; ни зверь, ни человек не мог оспорить это право. И обычай леса был его обычаем: с каждой охоты тигру полагалась доля. Сейчас об этом стоило напомнить.