- Говорю снова, я не хочу тебя убивать, и потому напомню о долге благодарности. Со спасителем не дерутся, не наносят ему обид, не похищают его женщину в кровавой сваре... Подумай об этом, Оро Невара! Подумай и опусти клинок!
Щеки Невары побледнели, но острие меча по-прежнему смотрело в грудь Дженнака. Внезапно он вскрикнул и бросился вперед. Дженнак отступил, прикрывая Нево, сталь лязгнула о его нагрудник, рука опустилась на плечо противника, остановив прыжок. Яростные глаза Невары и перекошенный воплем рот были на расстоянии ладони от его лица; в глазах горели ненависть и страх, а из глотки рвался боевой тасситский клич - «Харра! Харра!»
Слишком тороплив, - сказал Дженнак. - И слишком самонадеян.
Он ткнул Невару пальцем ниже уха и извлек из воздуха свой меч. Затем провел ладонью по лицу, стирая облик атамана Гривы, и покосился на юного Ах-Хишари. Глаза у того были квадратные, как атлийские чейни.
- Мой господин! Как ты это делаешь? Как...
- Ни слова, - произнес Дженнак. - Ты ничего не видел и никому об этом не расскажешь. Ни отцу, ни матери, ни своему учителю в Эммелитовом Дворе. Ты ведь не веришь в богов и чудеса, так? И не хочешь, чтобы над тобой смеялись?
Невозмутимые бритунцы разоружали мрачных тасситских воинов. Что видели те и другие, о том, конечно, будет рассказано - в харчевне за чашей вина или в воинском лагере. Сегодня потолкуют о лорде Джакарре, завтра - о диких волосатых людях с Небесных Гор, послезавтра — о лизирской стране Сайлон, где кроют дома золотой черепицей... Пусть их! Пусть говорят!
Дженнак присел, положил меч на колени, нащупал жилу на шее неподвижного Невары. Пульс бился.
- Пощади его, великий вождь, - шепнули за его плечом. - Пощади моего господина...
Он поднял голову и посмотрел в лицо майясца.
- Ты кто?
- Ничтожный Кампече-ако, светлый тар, помощник Ро Невары... Прости его неразумие ради богов и не лишай жизни... Ты ведь сказал, что он твой родич, а родичей не убивают... Конечно, он нанес тебе обиду, но женщины, захваченные им, не претерпели ущерба. Они здесь, в комнате для молитв, где стоит изваяние Коатля...
- Родич понятие растяжимое, но я его не убью, - молвил Дженнак, поднимаясь. - Было бы жать потерять последнего из Оро... Но они такие упрямцы! Придется вразумить твоего господина. - Он махнул рукой воинам. — Возьмите его и стерегите! Это мой пленник.
- Могу я с ним остаться, светлый тар? - спросил Кампече-ако.
Кивнув, Дженнак направился к залу, в котором сходились коридоры. Перед ним была глубокая ниша с дверью, украшенной символом Коатля, четырехлезвийной секирой на длинной рукояти. Дверь загудела под ударом кулака, но не открылась - запор был прочен. Спрашивать ключ Дженнак не стал, велел бритунцам:
- Ломайте!
На дверь обрушились приклады карабинов. Полетели щепки, рухнула на пол секира бога, потом заскрежетали петли и выбитый замок. Дверь вывалилась, и Дженнак, поманив за собой Нево, вошел в комнату.
В квадратном помещении с высоким сводом горела эммелитовая лампа. Напротив двери стоял Коатль, вытесанный Из черного базальта; лицо бога было суровым и слегка напоминало владык из династии Ширатов. В одной руке повелитель Чак Мооль сжимал секиру, копию той, что висела на двери, другую простирал вперед властным жестом. У его ног, на низкой подставке, лежали книги Чилам Баль в переплетах из черепашьих панцирей. Кроме изваяния божества здесь находился стол с кувшином и двумя чашами, а рядом - деревянная лавка, накрытая волчьей шкурой. На ней и сидели две молодые женщины. Светозара в ужасе прятала лицо на груди Айчени, а чакчан смотрела так, будто сам Коатль их охранял, й не было в ее глазах ни страха, ни покорности.
Увидев брата, Светозара вскочила и бросилась к нему. Ее лицо было бледным, глаза покраснели, светлые волосы растрепались. Жалость пронзила Дженнака. Дочери Всевлада исполнилось семнадцать, и, несмотря на рост и крепкое сложение, была она, в сущности, девчонкой.
- Забери ее отсюда, - сказал он Нево, обнимавшему сестру. -
В крепости не появляйтесь, там сейчас бой. Идите подземным ходом в Торговый Двор, и пусть четверо воинов вас охраняют.
Затем он повернулся к Чени. Ее глаза сияли, на губах расцветала улыбка.