— Дейхолы похожи на наших северян, но не такие свирепые, - промолвил Дженнак. — Прежде они не воевали. Сайберн так огромен, что места хватало всем.
— Прежде — это до появления из ломщиков?
— Да. Семь или восемь столетий назад.
Они шли по тропинке к стойбищу. Чени сорвала алый мак, воткнула в волосы над ухом и призадумалась. Потом сказала:
— Выходит, воевать их научили россайны - те, что пришли сюда и сделались изломщиками. Сомнительный подарок!
— Но неизбежный, — возразил Дженнак. — Люди идут в ту или другую сторону, народы смешиваются, новый обычай вытесняет прежний, и не всегда это новое лучше старого. Но случается и наоборот. Когда мы с О’Каймором приплыли в Иберу, там жил воинственный народ, более кровожадный, чем дикари в наших северных землях. Они сражались друг м другом, а для своих богов резали животных и людей и называли это жертвой... А нынче! Нынче Ибера — оплот цивилизации в Риканне!
- Это сделали мы, арсоланцы! — Чени гордо вскинула головку. — Чолла из рода арсоланских сагаморов и ее наследник, Джемин Строитель!
- Мой сын, - сказал Дженнак. - Так что в этом деле мы, одиссарцы, тоже постарались.
Наступило молчание. Затем Чени пробормотала:
- Ты - бездна, мой дорогой. Я заглядываю в эту пропасть, и каждый раз вижу что-то новое... Но смогу ли изведать ее до самого дна?..
- Когда-нибудь сможешь. У нас впереди много времени.
Они приблизились к стойбищу дейхолов, где у жаркого костра хлопотали женщины, варили мясо в огромном котле. Дженнак стал расспрашивать, где жилище Мунга, шамана и лекаря, дейхолки почтительно объясняли, кланяясь и приседая.
Шатер старика был расставлен в отдалении, на опушке березовой рощи. Двое подростков трудились над каменной чашей, растирали пестиком сухие травы, третий паренек, помладше, доил кобылу - тугая белая струя падала в кожаное ведро. Шкуры, закрывавшие вход в шатер, были приподняты, и в глубине, на лежанке, устланной мехами, покоился Туап Шихе, живой и вроде бы в здравом сознании. Сам Мунг, маленький старикашка, сморщенный и хитроглазый, сидел на попоне, брызгал кобыльим молоком на четыре стороны света и монотонно напевал:
- Тебе, Санги Мапа... пошли охотникам удачу... Тебе, На Идени... дай лошадкам хороший приплод... Тебе, Алха Ама... сделай так, чтоб не пропало семя мужчин, а взошло в женских утробах... Тебе, Ку Кука... пусть лес зеленеет и растет трава, и зреют орехи в шишках, ягоды на кустах и всякие корешки в земле... Пейте, пейте! И явите свою милость!
Дженнак и Чени опустились в траву напротив старика. Дождавшись конца молитвы, Дженнак кивнул в сторону шатра и произнес на дейхольском:
- Кажется, ты изгнал духов болезни из асита. Ты, Мунг, хороший целитель! Я вижу, этот человек здоров.
- Не совсем, хозяин, не совсем. — Старик насмешливо прищурился. - Мне пришлось много трудиться, долго, тяжело - ведь в нем сидел демон Па Вадака, который трясет тело и голову, мешает мысли и не дает говорить. Очень, очень страшный дух! И сильный! За день с таким не справиться, надо дальше лечить. А как лечить бед подарка?
- Без подарка ты не останешься, - заверил Дженнак. - Я знаю, что с Па Вадакой шутки плохи, но ты великий шаман, ты с ним совладаешь. Так?
- Так, - согласился Мунг, разглядывая Чени. - Я - касаты-шаман, и я прогоню злого духа. Но подарок должен быть хорошим!
- Разумеется. Чего ты хочешь?
- Эту девку. - Шаман ткнул пальцем в Чени. - Я вылечу мужчину и отдам тебе, а всякий мужчина стоит дороже женщины.
Чени, не понимавшая дейхольского, дернула Дженнака за рукав.
- Что он говорит? И почему показывает на меня?
- Хочет тебя забрать в оплату за лечение Туапа Шихе. Ты как, согласна, чакчан?
Она возмущенно фыркнула. Дженнак повернулся к шаману.
- Эта девушка из Иберы, колдунья. Я бы ее отдал, меня она уже заездила, но это будет плохой подарок. Ты, почтенный Мунг, уже не молод. Одна ночь с ней, и ты переселишься к предкам.
- Ничего, я справлюсь, - сообщил шаман. - Я хоть старый конь, а борозды не испорчу.
- Ты старый пень, - сказал Дженнак, снимая с пояса нож с нефритовой рукоятью. - Вот, возьми! Добрый клинок лучше девки. Она тебя прикончит, потом сама состарится и умрет, а нож будет служить тебе, твоим сыновьям, внукам и правнукам.
Мунг, вероятно, был реалистом: бросил взгляд на Чени, попробовал остроту лезвия и согласился.