Развернул Дженнак послание, прочитал, и тьма опустилась на мир. Прожил он почти два века и многих потерял - отца, друзей, возлюбленных и братьев; умер и сын его Хальтунчен Лесное Око. И хоть оплакивал он эти потери, но смирился с ними - умершие родичи были старше, а смерть других, не долгожителей, погружала в печаль, но казалась естественной. Джемин, однако, был светлорожденным, человеком чистой крови, а к тому же сыном кинну и внуком кинну, если вспомнить про деда его Че Чантара. Но теперь умирал, прожив немногим более ста тридцати лет... И это стало для Дженнака потрясением. Несправедливостью мнилась ему собственная жизнь, когда его сыну уже открыты двери в Чак Мооль! Боги, если они существуют, не должны были такого допустить!
Но собрал он свое мужество и свою веру, сел на корабль и отправился в Сериди. А пока плыл, пришла к нему мысль о том, что кончилось в Риканне время светлорожденных владык, и наступает эпоха их потомков. Ответвились они от древа Одисса и Арсолана, правят многими землями и приходятся Джемину кто сыном или дочерью, кто внуком или правнуком... Здесь их владение, не в Эйпонне, здесь их родина, их хоган, и будут они им править по собственному разумению, и завещают своим детям власть... Так стоит ли им мешать? Стоит ли указывать, как сделать то или это? Они давно уже соколы, у каждого свое гнездо...
С этой мыслью он прибыл в Сериди, сел у постели Джемина и беседовал с ним день и другой, а на третий, когда остановилось дыхание сына, спел Прощальное Песнопение и положил его тело на костер. А затем исчез, оставив краткую записку. И говорилось в ней, что ныне, в год 1695, он, Великий Сахем Бритайи и Риканны, оставляет потомкам Джемина все свои владения и все богатства и велит править справедливо, как заповедано богами. И еще говорилось, что сам он удаляется от мира в область Вечных Льдов, так как нет нужды в его присутствии; уйдет в ледяные пещеры и будет дожидаться смерти.
Про льды и ледяные пещеры писал он в некой помрачении рассудка, ибо после смерти Джемина творилось с ним что-то странное: разбегались и теряли связность мысли, и чувствовал он лихорадочный жар. Возможно, срок его жизни тоже исполнился?.. Совсем не во-время для кинну... Но имелись ли другие поводы для столь непривычных ощущений? Он, Дженнак Неуязвимый, избранник богов, никогда не болел, и сталь лишь однажды коснулась его тела - в далекой юности, в схватке с Эйчидом. Но казалось, что сейчас им овладел недуг, что было для светлорожденного предвестником смерти. Это будто бы не беспокоило Дженнака; он готов был уйти вслед за сыном в Чак Мооль и, находясь в полубреду, размышлял лишь о том, что должен выбрать достойное место. Не в Риканне, а в Эйпонне, так как отправляться в путь нужно из родных земель... Священное место, один из великих храмов, где слышен человеку глас богов... Храм Вещих Камней в Юкате? Храм Арсолана в Инкале? Или Храм Записей в Хайане? Нет, подумал он, эти святилища не подходят, они в городах, а хотелось бы уйти из жизни среди трав и деревьев, слушая шепот ветра и звон ручья, так похожие на песни Чоллы... Храм Мер в атлийских горах тоже не годился - место удаленное, но жаркое, где камни так нагреты, что не пройдешь босиком. Значит, надо пробираться в Тайонел, в святилище Глас Грома, где шумит водопад, и в шуме том звучат слова пророчеств.
Так он решил и, переменив внешность с помощью магии тустла, отправился на поиски корабля, плывущего в Накаму, ибо этот торговый город на восточном побережье был ближе других к святилищу. Судно нашлось, плавание заняло восемнадцать дней, и это время Дженнак провел в каюте, почти в забытьи.
Что он ел, что пил, с кем и о чем разговаривал?.. Память этого не сохранила. Должно быть, присматривали за ним сердобольные мореходы, помнившие сказанное Арсоланом: кто сделал ближнему добро, тот войдет в чертог богов по мосту из радуги.
Кем он представлялся этим людям? Старым, очень старым одиссарцем, который возвращается в свой хоган, чтобы умереть в родных краях. Вполне понятное желание... На родине цветы благоухают слаще, и даже вопль попугая кажется пением канарейки. И потому, когда пристал корабль к берегу Накамы, взяли мореходы у Дженнака кошель с серебром, купили ему лошадь, подсадили в седло и вывели на дорогу, что вела в Тайонел. Но предупредили: страна уже не та, что в прошлом, и хоть минуло с Северной войны немало лет, дикари так и остались дикарями. И теперь, когда умер светлый Ахау Джиллор, могут обнаглеть и ограбить путника.