Но Дженнак этого не видел; мысли его блуждали в иных пространствах и иных временах. Вспоминался ему покой во дворце Че Чантара, где он побывал много, много лет назад, и волшебные яшмовые шары из Чанко, что вращались под действием мысли, являя взору чудеса. Но не об этих сферах он думал сейчас, не о тайнах богов, а о сказанном Чантаром, о горе, что пережил арсоланский сагамор. Сто тридцать лет прошло, а его голос все еще звучал в ушах Дженнака:
... Сын мой отправился в Сеннам и погиб в поединке совершеннолетия, женщина — не светлой крови, но любившая меня долгие годы - умерла, и разум мой затмился...
Затмился! Так сказал Чантар... Должно быть, и у него была болезнь кинну, и, вероятно, исцелили его яшмовые шары. Вернее, то изумление, которое он испытал, когда открылись перед ним две сферы - та, с картой мира, и другая, с базальтовым обломком, что распадался на мириады стремительно кружившихся веретен... Должно быть, в тот миг он понял, что есть загадки, бросающие вызов разуму, что жизнь продолжается, и нет в ней места отчаянию, а только воспоминаниям и грусти. Его спасло любопытство, думал Дженнак, вновь и вновь повторяя слова сагамора:
... Мучимый печалями, пришел я в этот хоган, сел и стал глядеть на яшмовые шары, но не видел их, а видел лица сына и женщины своей, и руки их, манившие меня в Великую Пустоту. Казалось, сердце мое перестанет биться, сожженное ядом потерь, и я, надеясь на утешение, воззвал к богам и простер руки над сферами, не думая о них, но желая лишь получить какой-то знак. И тогда горе мое стало силой, и что-то переменилось во мне, поднялось и выплеснулось, как кровь из раны. И тогда...
Так говорил арсоланский мудрец, и теперь это было понятно Дженнаку. Разве не открылся ему шар с Пятой Скрижалью, заветом богов?.. И разве не случилось это в Цолане, в миг страшного напряжения, когда на ступени Храма Вещих Камней падали его воины, когда погибли Ирасса, Уртшига, Амад?.. И то, что случилось сейчас, после смерти Джемина... Воистину, он мог промолвить вслед за Че Чантаром: казалось, сердце мое перестанет биться, сожженное ядом потерь!
Он встал и направился в лес по едва заметной тропинке. Снег хрустел под его ногами, снежинки таяли в волосах. Была бы еще одна сфера... - вдруг подумалось Дженнаку. Та, первая, с Пятой Скрижалью, осталась в Лондахе, в секретном месте, хранилась там с другими его сокровищами, шилаком Вианны, чешуйкой со спины морского змея и кейтабской чашей из голубой раковины. Этот шар он мог открыть в любой момент и без всякого усилия, что было, очевидно, предусмотрено богами - если сломан замок шкатулки с тайной, крышку можно поднять без труда... Не исключалось, что испытанное горе и нервное напряжение позволили б раскрыть еще один шар и исцелили бы его как Че Чантара... Но другой яшмовой сферы у Дженнака не имелось.
Через день он снова встретился с аххалем Чиградой, на этот раз вечером в его покоях, у огня, что пылал в очаге. Глас Грома воздвигли в третьем веке от Пришествия, его стены были чудовищной толщины, щели заделаны мхом и окаменевшей глиной, а старинные очаги казались зевами пещер - в каждом можно было сжечь бревно длиною в восемь локтей. Но бревна уже не жгли, так как в храме хватало работников, чтобы распилить и наколоть дрова. В зимнее время этим занимались три десятка молодых жрецов.
- Вы не сделались беднее после Северной войны, - заметил Дженнак, поглядывая на стол с винными флягами, подносами с олениной и земляными плодами и корзиной фруктов.
- Не сделались, - согласился Чиграда. - Мы пережили трудное время, но оно позади. Дом Тайонела пал, исчезли светлорожденные, а Дети Волка отправились за океан, не желая склониться перед дикарями... Но пришли другие племена, и они уже не дикие, у них есть понятие о сетанне, они почитают наших богов и наши святыни и называют себя тайонельцами. Здесь, в храме, их сыновья, две сотни юношей, что захотели учиться. И мы их учим! Учим языкам и письменным знакам, учим тому, как устроен мир, учим, как радовать богов песнопениями, как возводить дома и сеять зерно, как исцелять болезни, как властвовать над людьми... Надеюсь, они объединятся в единый народ, и наши молодые люди, сыновья вождей, станут их Тропой Мудрейших.
- Я согласен, они уже не дикари, раз есть у них уважение к мудрости и жалость к старикам, - произнес Дженнак. - Те трое из Клана Совы, которых я встретил... Они не пытались меня ограбить или унизить, а привели к святилищу... Ты прав, Чиграда, у них есть понятие о сетанне.
- Как ты сказал прошлый раз, время не стоит на месте, - откликнулся аххаль.
Дженнак хмыкнул и отпил вина. Потом напомнил: