«Она бы терпела вечерний холод, – подумал он, – и даже ничего не сказала бы».
Посмотрев на нее, он в задумчивости покачал головой.
Она тоже подняла на него взгляд, и щеки ее жарко зарделись. Но очень скоро он заставил ее почувствовать, что рад ее компании и что, похоже, не обращает никакого внимания на недостатки в ее одежде.
По дороге он расспрашивал ее о семье и поинтересовался, как дела у отца.
– Все правда хорошо, – отвечала она, – на работе его ценят.
На какое-то время Брандер умолк, ему было достаточно уже того, что девушка рядом. Чувства его от вынужденной разлуки вспыхнули с новой силой. Видеть ее было еще слаще, чем в прошлую встречу. Все ее поступки казались крайне милыми.
В течение часа сенатор испытывал такое удовольствие, какого не случалось с ним уже много лет. Дженни не умолкала, и в каждом ее слове звучали естественные чувства и интерес ко всему происходящему.
– Знаете, Дженни, – сказал он, когда она привлекла его внимание к тому, сколь бархатными кажутся деревья там, где их очертаний касается желтоватый свет восходящей луны, – вы просто замечательны. Будь у вас чуть больше соответствующего образования, вы наверняка писали бы стихи.
– Думаете, я смогла бы? – спросила она наивно.
– Думаю ли я, девочка? – сказал он, беря ее за руку. – Думаю ли я? Я уверен. Вы самая милая мечтательница на свете. Конечно же, вы могли бы писать стихи. Вы ими живете. Да вы, моя дорогая, и есть сама поэзия. Вам и писать-то ничего не нужно.
Ничто не могло бы тронуть ее так, как эта его похвала. Он всегда так хорошо о ней отзывался. Никто другой не обожал ее и не ценил и вполовину так, как он. А сам он какой замечательный! Все так говорят. Даже отец.
Они проехали еще немного, как вдруг Брандер что-то вспомнил и произнес:
– А который теперь час? Быть может, нам пора возвращаться. Часы при вас?
Дженни вздрогнула, поскольку часы были той единственной темой, которой, как она надеялась, он не станет касаться. Тема эта не выходила у нее из головы с самого его возвращения.
В отсутствие сенатора семейные финансы пришли в такой упадок, что она была вынуждена их заложить. Платье Марты дошло до такого состояния, что она не могла ходить в школу, если бы кто-то не позаботился о новой одежде. Миссис Герхардт не раз заговаривала об этом в свойственной ей беспомощной и безнадежной манере, и у самой Дженни тоже сжималось сердце, когда Марта выходила поутру в обносках, в которых стыдно на улице показаться.
– Не знаю, что и делать, – сказала мать.
– Заложи мои часы, – предложила Дженни. – Пускай Бас сходит.
Миссис Герхардт принялась возражать, но с нуждой не поспоришь. Следующую пару дней она постепенно свыкалась с этой мыслью, и наконец Дженни заставила ее вручить часы Басу.
– Постарайся выручить как можно больше, – добавила она при этом. – Сомневаюсь, что мы сможем выкупить их обратно.
Миссис Герхардт втайне всплакнула.
Бас принял часы и, как следует поторговавшись с владельцем местного ломбарда, принес домой десять долларов. Взяв деньги, миссис Герхардт все потратила на детей и наконец облегченно вздохнула. Марта теперь выглядела куда лучше прежнего. Само собой, Дженни тоже обрадовалась.
Теперь же, когда сенатор заговорил о своем подарке, она поняла, что наступил час расплаты. Ее буквально начал бить озноб, и сенатор заметил, что она дрожит.
– Дженни, – спросил он ласково, – отчего вы вздрогнули?
– Просто так.
– Часы не при вас?
Она замялась, поскольку лгать напрямую казалось невозможным. Повисло гнетущее молчание, так что Брандер начал уже подозревать правду; затем голосом, в котором невозможно было не расслышать всхлипа, она ответила:
– Нет, сэр.
Он серьезно задумался, заподозрил, что дело в проявленной ей к собственному семейству щедрости, и в итоге заставил во всем сознаться.
– Дорогая моя, – сказал он, – не нужно так из-за этого переживать. Другой такой девушки не найти на свете. Я верну вам часы. С этого дня, если вы в чем-то нуждаетесь, просто обратитесь ко мне. Слышите? Я хочу, чтобы вы мне пообещали. Если я в отъезде, напишите мне. Я больше не буду исчезать бесследно, вы всегда будете знать мой адрес. Просто сообщите, и я приду на помощь. Вы меня поняли?