– Спасибо, что сказал, – пробормотал наконец Герхардт, понимая, что пора идти. – Я со всем разберусь. Доброй ночи.
Для тех, кто незнаком с немецкими представлениями об общинности, описание данных событий может показаться весьма натянутым. Однако немцы, приехавшие с родины, повсюду сочетают теплые клановые чувства с желанием регулировать поведение своих сотоварищей. Особенно это справедливо в отношении более-менее успешных отцов семейств. Благотворительность в отношении соседей победнее у них сопровождается определенным количеством советов, и они не рады, если эти советы игнорируются. Так, отец Вюндт раз за разом посещал прихожан с единственной целью убедиться, что его указания по поддержанию приличий неукоснительно исполняются. Советы прочих были не столь настоятельны. Но в случае Герхардта, в котором отчасти отражалось поведение остальных, все зашло слишком далеко. Раз он соглашался с подобными вещами, неудивительно, что именно его они могли больно ранить. В этом смысле он сильно опасался, что его собственные дела или дела его семьи кого-то обидят или вызовут критику. Ему казалось, что он предпочел бы умереть, лишь бы его личные вопросы не стали предметом всеобщего осуждения.
Когда на следующее утро он вернулся домой, то первым делом принялся расспрашивать жену.
– Что это за история насчет того, что сенатор Брандер ходит к Дженни? – спросил он по-немецки. – Соседи только об этом и твердят.
– Да ничего такого, – ответила миссис Герхардт на том же языке. Вопрос явно ее поразил. – Ну, заходил он пару-тройку раз.
– Ты мне ничего об этом не говорила, – возразил он, раздраженный мягкотелостью, с которой она терпела и даже покрывала проступок их собственного ребенка.
– Но он бывал здесь всего-то два или три раза, – ответила она в полном замешательстве.
– Два или три раза! – воскликнул Герхардт, в котором сейчас пробудилась немецкая привычка громко разговаривать. – Два или три раза! Да об этом все соседи теперь болтают. Что это вообще такое?
Миссис Герхардт чуть помедлила с ответом, все больше пугаясь. Ей казалось, что вот-вот произойдет нечто ужасное.
– Всего два или три раза, – еле выговорила она.
– Прямо на улице подходит ко мне Уивер, – продолжал Герхардт, – и рассказывает, что соседи только и говорят о мужчине, с которым гуляет моя дочь. А я об этом вообще ничего не слышал. Стою как болван и не знаю, что сказать. Неужто так можно? Что он обо мне теперь подумает?
Пока он и дальше распинался в том же духе, миссис Герхардт пыталась разобраться с тревожными мыслями. За что ей выпала эта странная напасть? Что она вообще такого сделала? Внезапно в голове у нее ярким лучом просияла идея, что она ни в чем не виновата. Разве сенатор не был по отношению к ним сама доброта? Разве она не знала наверняка, что Дженни лишь пользуется открывшимися невинными возможностями и при этом ведет себя безупречно? С чего соседи затеяли сплетничать? И почему решили донести до нее свои инсинуации через мужа?
– Столько шума на пустом месте! – объявила она вдруг, воспользовавшись для того подходящим немецким оборотом. – Дженни ничего плохого не сделала. Сенатор был у нас всего раз или два. Нет ничего…
– А что же тогда это все? – перебил ее Герхардт, которому самому не терпелось узнать, что на самом деле произошло.
– Дженни вышла с ним прогуляться пару раз. Он сюда за ней заходил. Что в этом такого, чтобы слухи распускать? Девочке уже и порадовать себя нельзя?
– Но он же совсем старый, – возразил Герхардт, повторяя следом за Уивером. – И на высокой должности. Что ему нужно от такой девушки, как Дженни?
– Понятия не имею, – перешла в оборону миссис Герхардт. – Он иногда заходит к нам в гости. Я о нем не знаю ничего, кроме хорошего. Сказать ему, чтобы не приходил?
Герхардт не был готов ответить. Сенатора он знал исключительно с замечательной стороны. Что вообще страшного-то произошло?
– Соседям лишь бы языками трепать. Больше им говорить не о чем, вот они за Дженни и взялись. Ты и сам знаешь, что она порядочная девушка. Как они только могут подобное наговаривать? – И на добрые материнские глаза навернулись слезы.
– Они правы, – сказал Герхардт, которому страстная забота о семейной чести не позволила проявить к ней особого сочувствия. – Ему не следует являться сюда, чтобы брать с собой на прогулки девушку ее возраста. Это очень дурно выглядит, пусть он даже ни о чем таком не помышляет.
Тут в гостиную вошла Дженни.
Она услышала разговор из маленькой спальни окнами на улицу, которую делила с одной из сестер, но не подозревала, насколько он важный. Чтобы дочь не заметила ее слез, мать при ее появлении отвернулась и вновь согнулась над столом, где перед тем готовила печенье.