Вот о чём это, чёрт побери
Есть детский рисунок, где Джими нарисовал Элвиса Пресли. Я видела его на парижской выставке в Сите де ля Мюзик, он его изобразил, как если бы заглянул в будущее и увидел американского парня в голубых джинсах, красной куртке и — о, не поверите — блондином а ля Помпадур!
Хендрикс с чувством называл Элвиса "Королём рок–н–ролла", зная, что Элвис поднялся с самых низов, как и он сам из корней нищеты на самую вершину.
Однажды один из друзей Пресли сказал мне:
— Элвис никогда не интересовался музыкой, разве лишь церковным пением. Помню, как–то его познакомили с одним английским музыкантом, и позже он мне и говорит: "Что за чёрт, этот свинцовый дирижабль?"
Мне стало интересно, в конце 60–х слышал ли Элвис Джими Хендрикса и если слышал, что думал он о его музыке? Я спросила об этом двух его близких друзей, Джерри Шиллинга и Джо Эспозито, ключевых фигур эпохи, с нежной любовью называемых Мемфисской мафией.
— Нам о Джими рассказал импресарио Том Хьюлетт, — сказал мне Шиллинг. — Том организовывал несколько концертов для Джими в одно время с концертами Элвиса. Он даже намеревался устроить им встречу. Но её так никогда и не было.
— Естественно, Элвис знал о Джими и говорил мне с восторгом, насколько сильным, по его мнению, артистом он был. Элвису нравилось, что он играл, как говорится, от сердца и с душой, хорошо помню, как он говорил мне об этом и не один раз. У Джими всегда был хороший контакт с публикой, а это для Элвиса было самым главным.
В прошлом пианист–вундеркинд, а ныне один из самых прославленных джазовых пианистов, Херби Хэнкок, в 60–х в возрасте двадцати трёх лет вошёл в квинтет Майлза Дэвиса вместе с Уэйном Шортером, Роном Картером и Тони Вилльямсом.
— Я был юн, — сказал мне Хэнкок, — но это совсем не означало, что думал я по–детски. Я уже был, как говорили про меня, "серьёзным музыкантом", и у меня и в мыслях не было сходить на концерт Хендрикса. Я мыслил туннельно, ориентировался на джаз и ни разу не взглянул в сторону рок–н–ролла. Вы можете сказать, что у меня был узкий взгляд на шестидесятые. Но я стал замечать, что у Майлза среди пластинок был и Хендрикс, и Джеймс Браун, и Cream и многие другие, имён которых я даже не слышал. Его интересовали все музыкальные направления, а Майлз для меня был этаким конспектом всего самого лучшего и я сказал себе: "Стоп, минуточку!" Раньше я думал, здорово быть погружённым только в джаз, но видя, насколько Майлз был открыт для всего, я решил, что это, должно быть, очень здорово быть таким открытым, и я понемногу втянулся в рок–музыку и фанк.
— Позднее, — продолжил Хэнкок, — наступил момент, когда я стал сожалеть, что не смог при жизни распознать талант Хендрикса, и понеслось. Я стал корить себя, что не слышал его игру — было уже слишком поздно, когда я понял, сколько в нём таилось музыки. Какой он великий импровизатор, сколько в нём свободы! О, да, он был в авангарде!
Подобно Хэнкоку, великолепный джазовый гитарист Берни Кессель также не обратил внимания на Хендрикса, поначалу он вообще считал, что ничего стоящего в рок–музыке нет. Его сын, Дэн Кессель рассказал мне:
— С того самого дня, как мы с братом Дэвидом увидели Хендрикса в лондонском Мешке с гвоздями, он для нас стал богом.
Парням было не объяснить отцу свою страсть к Хендриксу:
— Наконец, отец сдался и признал его креативность, мы были безжалостны и ставили ему одну за другой пластинки Джими. "Ну, ладно, ладно, — произнёс отец. — Он, возможно, самый продвинутый гитарист, из всех кого я слушал. Мне приятно, что корни его уходят в блюз, я бы назвал, его стиль рок–н–ролльным блюзом. Согласен, Джими — настоящий череп." Думаю, отец всё же понял, что Джими посвятил себя чистому искусству, и когда отец встал на нашу сторону — мы были на седьмом небе.
Джон Мейер — музыкальный герой нового поколения. Он слишком молод, чтобы, казалось, даже услышать о Хендриксе, но его перу принадлежит статья в апрельском номере RS за 2004 год, посвящённом "бессмертным", отражающая с каким восхитительным пониманием, какой редкой осведомлённостью пишет он о Хендриксе.
Мейер пишет:
"Джими Хендрикс — экстраординарная ступица, в которую сходятся спицы музыкального колеса. Каждый музыкант, в конечном счёте, проходит через Международный аэропорт Хендрикса — будь вы поклонники Оззи Озборна или Элмора Джеймса, или вы любители Хэнкока или Джерри Гарсии. Любой музыкальной стиль делится на Хендрикса без остатка — так много сторон в его игре на гитаре.