V
Только когда король поднялся и отошел к соседу, Джимми заметил, что в ногах его постели стоит офицер. Этот офицер являл собой законченный портрет аристократа, точно такого, какими их представлял себе Джимми — гладко выбритое лицо с крохотными усиками, застывшие бесстрастные черты, безукоризненная военная форма и диковинный щегольский хлыстик в руке, точно символ того, что он никогда не занимался ничем, даже отдаленно напоминающим труд. Джимми Хиггинсу показалось, что офицер глядит на него весьма надменно.
— Итак, мой друг,— промолвил офицер,— вы беседовали с королем.
Это было и без того известно.
— Ну и что? — сказал Джимми.
— Когда обращаются к королю, принято говорить «ваше величество», а не «мистер король».
Джимми вдруг почувствовал усталость: ему. не захотелось спорить, и потому, вопреки своему обыкновению, он не встал на дыбы.
— Меня никто не предупредил,— сказал он.
— Кроме того,— продолжал офицер,— в разговоре с королем не полагается выскакивать со своими мнениями. Надо подождать, пока король задаст вопрос, а тогда уж говорить.
Джимми лежал с закрытыми глазами; он едва приоткрыл их и буркнул:
— А мне-то врали, что это война за демократию!
Глава XXII ДЖИММИ ХИГГИНС РАБОТАЕТ НА ДЯДЮ СЭМА
I
Наконец, Джимми Хиггинсу было разрешено перекочевать на воздух. Два дня он провел на лужайке перед госпиталем в обществе других раненых. Тут были разные калеки —кто без рук, кто без ног, кто с ожогами от огнемета, кто неизлечимо отравленный газами. Как ни странно, Джимми нашел среди них немало собеседников, родственных ему по духу. Эти англичане нюхнули пороху, жизнь многому научила их! На кой сдалась им боевая слава! Пусть о ней брешут газетные писаки, кровожадные дьяволы! Сами-то небось отсиживаются по домам, а людей подбивают идти на войну умирать! Вот ты пошел, и тебя изуродовали, сделали на всю жизнь калекой, и никому ты потом не нужен! Мир жесток к беспомощному инвалиду. Да, соглашался Джимми, не менее жесток, чем к социалисту, мечтающему о справедливой жизни.
Ему по прежнему не давал покоя вопрос, который он не мог решить ни в Лисвилле, ни на океанском пароходе, ни здесь, в Англии: как же все-таки быть с немцами? Во всяком случае не протягивать им руку,— это все равно, что сунуть ее тигру в пасть! С ними надо драться, их надо разгромить, чего бы это ни стоило! И говоривший подкреплял свои доводы рассказами о немцах, которых ему пришлось видеть: о прусском офицере, выстрелившем в спину хирургу англичанину, после того как тот перевязал ему рану; о коменданте лагеря для военнопленных, прекратившем всякую медицинскую помощь больным во время тифозной эпидемии — пусть, мол, гибнут все, как крысы!
Значит, хоть там и ад, а дело нужно довести до конца; если ты мужчина, то обязан стиснуть зубы, сжать кулаки и, невзирая ни на какие ужасы, принять участие в войне. Будучи по-своему мужественным, Джимми стискивал зубы, сжимал кулаки и пытался поставить себя на место своего собеседника — несчастного калеки. Так Джимми Хиггинса бросало, точно теннисный мячик, между двумя могучими силами — милитаризмом и революцией. А тут как раз произошел новый опасный перелом в военной обстановке: немцы начали бешеное наступление во Фландрии — третью ипрскую битву. Англичанам пришлось отступать; и, хотя они отходили без паники, в любую минуту можно было ожидать катастрофы. На улицах городка по нескольку раз в день вывешивались военные сводки. Возле них толпился народ, и на лицах у всех был написан страх. Когда ветер дул с материка, он приносил с собой гул канонады; по ночам Джимми лежал с открытыми глазами и прислушивался к непрерывным глухим раскатам, похожим на отдаленный гром, думая об этой буре, порожденной человеком, о стальном ливне, низвергающемся на головы солдат, которые прячутся в воронках от снарядов и в наспех вырытых окопах. Да, когда ветер дул в сторону Англии, война казалась совсем рядом.
II
И все-таки жизнь брала свое. Впервые на своем веку Джимми очутился за границей и сразу после выписки из госпиталя вместе с другими американцами пошел бродить по улицам, осматривать местные достопримечательности. До войны это был маленький портовый городок, ныне же он превратился в громадный центр мировой торговли, один из пунктов, откуда ежедневно переправлялись через Ламанш крупные английские войсковые подразделения.