Много смешных историй рассказывали о похождениях солдат в заморских странах. Признавали, что французы — народ неплохой, особенно девчонки, зато лавочники у них страсть какие мошенники! Так и гляди в оба, когда имеешь с ними дело, непременно пересчитывай сдачу и проверяй на зуб каждую монету! А уж язык ихний — господи помилуй! Совсем неприличный для цивилизованного народа — не язык, а какое-то хрюканье целого стада свиней и поросят! Напротив Джимми на скамейке сидел вагоновожатый чикагского трамвая с учебником французского языка в руках. Время от времени он произносил вслух: «An, in, on, un». Ну чем не свинячье хрюканье? Если хочешь хлеба, спрашивай пену[17], а если яйцо — произнеси только букву «ф»[18]. Но зато попробуй выговорить по-французски: «Пятьсот пятьдесят пять франков» — наверняка язык сломаешь!
— Не тужи, при солдатском жалованье такие числа и выговаривать не придется! — успокоил говорившего бывший слесарь из штата Нью-Йорк. Лично он не жалуется — он, когда хочет есть или пить, обычно показывает руками, ну они и тащат одно, другое, третье, пока, наконец, не догадаются, чего ему нужно. Но вот как-то раз он познакомился с французской девушкой — недурненькая была такая — и решил угостить ее на славу; пригласил в ресторан и нарисовал курицу, пускай, мол, принесут жареную. Девушка полопотала по-своему с официантом, тот и притащил им пару яиц всмятку. Вот как во Франции кавалеры угощают барышень!
IV
Джимми Хиггинса посадили на грузовик и повезли. Теперь-то уж наверняка на войну, можно не сомневаться! По дороге в два ряда шел сплошной поток грузовиков и фур, груженных французскими солдатами и боеприпасами; навстречу им тянулись обозы с ранеными французами. Движение ни дать ни взять как на Бродвее в часы пик, только здесь все окутывали тучи пыли, из которых на миг возникали напряженные лица шоферов с налитыми кровью глазами. То и дело образовывались пробки, и люди неистовствовали, ругаясь на всех языках, а штабные машины, которые спешили, как на пожар, съезжали с шоссе и пробирались пыхтя по грунту. Тем временем рабочие-негры из французских колоний поспешно латали дорожные выбоины.
Джимми высадили в деревне, где разместилась ремонтная часть. Там в длинном сарае из рифленого железа, какие армия воздвигает за одну ночь, работало десятка два людей. Джимми не стал канителиться с оформлением, а сразу скинул куртку и начал помогать. Он видел, что дел здесь уйма: мотоциклы прибывали со всех сторон, иной раз на грузовике навалом, с разными привычными для механика повреждениями, но нередко и с такими, о которых в мастерской Кюмме никто и понятия не имел,— мотались куски шин, изрешеченные шрапнельными осколками, рамы после взрывов были выгнуты самым причудливым образом, и страшные пятна крови на них довершали печальный рассказ.
Это был один из многих участков, куда двинули американцев, чтобы заполнить брешь во французской обороне. Поблизости стоял запасной батальон, а за деревней несколько человек разбивали лагерь для госпиталя. Фронт проходил милях в тридцати, и оттуда все время доносился негромкий тревожный гул канонады, подкрепляемый, точно ударами исполинских молотов, уханьем тяжелых орудий. В этом дьявольском аду сгорали ежечасно миллионы долларов, гигантская мясорубка день и ночь без передышки вот уже четыре года молола человеческие тела. Под грохот этих пушек можно было стать либо ярым пацифистом, либо ярым милитаристом, но немыслимо было остаться равнодушным, говорить: «Мне все равно!» — а в душе сохранять раздвоенность.
И тем не менее Джимми ощущал эту раздвоенность. Ему хотелось наказать и гуннов, заваривших кровавую кашу, и тех злодеев у него на родине, которые жирели от войны, тоже не очень-то заботясь о человеческих жизнях. Кстати, Джимми попал в действующую армию в критический момент, когда там не было ни американской артиллерии, ни обещанных пулеметов и аэропланов. Газеты в США открыто негодовали по этому поводу, армия тоже роптала. «У всех у них на уме только политика да взяточничество!»—возмущались солдаты, и Джимми горячо ухватился за эти настроения. Он объяснял товарищам, что американские капиталисты укрепляют сейчас свои позиции, а уж после войны они схватят за горло демобилизованных! Люди теперь созрели для таких разговоров, и маленький механик торжествовал, видя, какими суровыми становятся их лица. Уж будьте уверены, такие примут все необходимые меры! И Джимми переходил к практическим советам по поводу необходимых мер.