«Неужели самоубийство?..»
-В общем, - крепился книжник, - Он отправился в сторону северной границы, перед самым уходом непределенно сказав, что, мол, «его время пришло». Мы ничего не поняли и препятствовать не стали… Воины, принесшие его тело, утверждают, что он требовал дуэли с магистрами Воды, дабы прекратить войну… Один из них, видимо, верховный – посмеялся и согласился. Они сражались на ножах. Потом магистр случайно коснулся рукавом мантии кисти Имрана… Он начал слабеть, и… и…, - Муса отвернулся и сделал вид, что сильно закашлялся.
-Что еще… говорят воины? – Линар был не меньше шокирован. И воины, и книжники - не могли поверить в происшедшее. Хотелось все это отрицать, посчитав за басню. В глубине души хотелось верить, что Имран в плену, жив… Или, отошел в сторону, передумал, и вот-вот зайдет сюда, с минуты на минуту, предприняв что-то важное. А солдаты сочинили какой-то нелепый рассказ.
Но, никто больше не заходил. Муса, откашлявшись, обтер вспотевшее лицо платком и, более связно, продолжил:
-Говорят, их оставили в живых с целью рассказать всему Ордену, что случилось. Также, передать, что такой конец ожидает решительно всех, кто встанет у водных магистров на пути.
Алетейн почувствовала, как на смену шоку и отрицанию приходит злоба. Состояние передалось всем присутствующим. Теперь, они должны были победить, во что бы то ни стало. Чем жить на коленях, по-рабски, под плетью Водного Ордена – лучше умереть геройски, стоя.
Тяжелая новость захватила все лагеря и поселения Ордена. Будто тифон, навеяла ужас и подгребла под песком ощущение общей безопасности. Имрана не стало. Так случайно и так нелепо. Эль-Хэммам остался без своего владыки, как-то сразу осиротев.
Этайн не давало покоя странное чувство, будто потеряла она не наставника, а именно, родного человека. Однако, провидение сжалилось над девушкой и в этот же вечер разъяснило природу такого чувства. Тем не менее, такое открытие лишь усугубило страдание.
Книжник Муса, будучи не только приближенным, но и, как выяснилось, давним другом владыки, решил кое-что обсудить с главой фидаи. Под тихим покровом вечера они засели в одной из библиотечных комнат. Пахло книжной пылью, потрескивали свечи, через открытое окно пустынный ветер доносил удивительно красивую, но печальную мелодию. Казалось, даже природа скорбит о владыке и отдает ему последнюю дань уважения в виде песен ветра и постепенно зажигающихся на лиловом полотне неба хрустальных звезд.
Они пристроились за небольшим столиком, друг напротив друга. Муса скрестил руки и положил их на толстый фолиант аспидно-черного переплета. Взгляд его был направлен не на Этайн, а на, скорее, узорчатые корешки книг на полках у нее за спиной. Достаточно долго люди Элиты молчали; но, вскоре, Муса, хрипловато, с большим трудом, спросил:
-Ты готова услышать нечто очень важное? В такой момент?..
-Сейчас все важно. Но от этого важность, растворяясь во всем и распределяясь на все, утрачивает свое первичное значение, - как-то отстраненно и философски отметила Этайн. – Ну, говори, я слушаю. Не просто так, посидеть, мы ведь сюда пришли.
-Я не уверен, как ты воспримешь то, что я скажу, и…
-Говори. Все то, что тебя не убивает, делает тебя все холодней.
-Возможно, - вздохнул Муса, продолжая тянуть с ответом. Затем, прикрыв глаза на несколько секунд, наконец, выдал, - Имран ведь был твоим отцом.
Этайн почувствовала, как пустынный ветер ворвался в окно с небывалой силой и хлестнул ее по лицу.
«Что бы ни случилось, не показывай слез. Никому. Ни народу, ни Элите – тем более. Они почувствуют слабину. Здесь так нельзя. Сейчас – так нельзя. Держись», - Бероэс осторожно проник в комнату вместе с ветром. – «Смотри на собеседника так, как будто он сообщил тебе нечто будничное».
Алетейн посмотрела на книжника. Тот, однако, все еще прятал свой взгляд.
-Как давно тебе известно? – чудом заставляя свой голос не дрожать, спросила воительница.
-С твоего рождения, собственно, - ответил Муса, первый раз, за вечер, бросив прямой взгляд на Этайн. – Мало кто знает об этом. Но тебе, все же, следует знать.
-О… Владыка так решил?.. – чуть запнулась она, вспомнив давний разговор с главой Ордена. Тогда она спросила, что сталось с ее отцом, на что Имран ответил: «Тот наивный юноша остался в вечных снегах рядом с твоей матерью – ведь он до последнего не хотел её отпускать». Наверное, все тепло, любовь, быть может, то самое «человеческое», с которым чувствуешь, беспокоишься, действительно живешь – осталось там, среди вечного снега и льда. Главой Ордена стал совсем другой человек – не наивный юноша, но человек непоколебимой железной воли и силы.