Но сначала золото.
В ухоронке, откопанной на нижнем «этаже» малины, была установлена солидная дверь, которую, судя по петлям, довольно часто открывали. Сейчас она демонстрировала совершенно пустой каменный мешок на три куба вонючего воздуха, вместо радующей глаз груды золота, которая тут должна была быть. В другой части зала, куда допускались далеко не все визитеры, мной было обнаружено чуть большее помещение, которое чей-то больной разум превратил в… гнездо, набитое мягким тряпьем. То есть, как рассудил я, святому отцу было тесно, поэтому он решил проблему радикальным образом, выкинув койку. Еще бы объедки с бутылками убирал, а то прямо логово енота получилось. Разворошенное.
Золото тут искали хорошо. Всё было перекопано, перещупано и перетыкано. В бывшей спальне Хризантия даже пол был вскопан и стены процарапаны. Не, сплошная земля. Закончив первичный осмотр, я с чувством внутреннего неудовлетворения извлек из рукава волшебную палочку. Некогда было разгадывать эту загадку.
Да, я нехороший тип, пользуюсь тем, что другие не могут и не умеют. Подайте на меня в суд!
Заклинания обнаружения пустот и полостей быстро показали мне, что на кривом и косом спуске, соединяющем минус первый и минус второй этажи, оказался тайный ход, причем не простой, а очень хорошо замаскированный. Плотная сшивка из нескольких слоев проклеенной дубленой кожи с талантливо наштукатуренной на её внешнюю сторону землей полностью совпадала по текстуре с остальной стеной, а жесткость и манера крайне хитрого крепежа делала проход абсолютно незаметным со стороны. Чтобы узнать, где он находится, нужно было быть либо его создателем… либо пьяным тучным человеком, не справившимся с управлением собственным телом и налетевшим на преграду плечом.
В узком проходе, открывшемся моему орлиному взору, на изрытом земляном полу лежало несколько золотых монет. Подобрав их с акульей улыбкой, я пошёл дальше, творя магию, вынуждающую золото выпрыгивать из грязи прямо в мои загребущие руки. Ну разумеется, если ты воруешь груду денег, но у тебя не в чем их переносить, то потери неизбежны. Особенно тогда, когда тебе нужно срочно удалиться от фальшивой переборки, вполне пропускающей звуки.
Ход, не слишком просторный даже для худощавого меня, намекал, что отцу Хризантию тут приходилось туго, очень туго. Не просто ходить, а еще и таскать золото. В один момент изрытый пол превратился в куда более гладкий, вовсю намекающий, что по нему тащили тяжелые мешки, от чего я приободрился и опечалился одновременно. Так-то, если посудить, если бы бывший жрец тащил бы добычу в никуда, то он был бы еще занят пересыпанием золота, а тут получается, что, обнаружив выход, он безопасно выволокся в Дестаду, нашел мешки и вернулся за сокровищем. Тем не менее, времени пока прошло очень мало, а значит след был горячим.
Ход вывел меня… на мусорку. Точнее, это должен был быть склад или ангар на краю порта, в сотне метрах от ухоронки волшебных созданий, но из-за отсутствующей крыши строение превратилось в точку сброса отходов для всех близлежащих лачуг. Неимоверная вонь, грязь, слякоть, вороны и крысы, всего этого тут было в изобилии, в отличие от вороватых священников и золота. Тем не менее, отчаиваться я и не думал. Сунув палочку в рукав, я тщательно замаскировал ход, а затем принялся искать ближайшую харчевню.
Кабак, дамы и господа, это только в современном мире место, куда вы приходите утопить печаль от своей унылой жизни раз или два в неделю. В дикие времена кабак был вторым домом, нексусом общественной жизни, местом обмена новостями, спасительным огнем в ночи, привечающим путников и прочих алкашей. Туда шли за едой, бухлом, утешением, развлечением, с тоски, с радости, с печали и даже со скорбью. Кабаки были священным местом, где можно было дать и получить по роже, а это для нормального мужика вовсе не шутки!
…и разумеется, там было можно узнать всё на свете. К примеру, где взять новую одежду или, скажем, мешки.
Пара серебряных монет и местная правительница поварешки и прокисшего пива преображается в болтливую и кокетничающую женщину, готовую вывернуться наизнанку ради щедрого юноши, приветливо чистящего ногти большим кинжалом. Она сдает своего постояльца, изнуренного бородатого мужика, приходившего только вечером переночевать — со всеми потрохами. Не только потому, что я гораздо приятнее на вид, но и потому что щедрее. Платил отец Хризантий потёртой медью и отчаянно торгуясь за каждую монетку.