Такого количества бы хватило, чтобы вызвать над Дестадой бурю, которая снесет нафиг весь этот город!
— Аккуратнее соси! — жалко вякнул я, когда контролируемая буря магии, уходящая потоками в призрака, стала сносить бумаги, канделябры и мелкие вещи. И мотылять кота в моей длани, — Мне накопители еще в Пазантраз возвращать!
— Спокойствие… — как-то чересчур благодушно прогудел голос архимага, — Только спокойствие…
— Ты смотри, какой он радостный, — желчно вставил ремарку болтающийся у меня в руке кот, — Как будто у мужика рождество.
— Скорее воскрешение, — поправил кота я, закидывая недовольно вякнувшее животное за плечо, — Идём, а то меня тут продует магией.
На улице всё было тихо и спокойно, прямо как будто бы мы в пасторальном краю самого мирного уголка мира на свете. Зеленела травка, гудели шмели, дул ветерок, колыхающий простые белые одежды на ожидающей нас Саломее. Та была такой же хмурой, как и в Мифкресте, да еще и зыркала на меня недовольно, но терпеливо ждала, вертя в воздухе руками. Ну, типа по-божески.
Мы встали около неё, а Шайн тут же начал перепалку, пытаясь обвинить богиню во всех смертных грехах. За это огрёб по башке женской ладошкой и был обозван скотиной, которая сама была во всем виновата, так как выкидывать Джо с корабля лишь за то, что он кота погладил — было само по себе вопиющим идиотизмом. Когда Лунный кот попытался заорать, что это наши с ним отношения, то огреб вторично, что, почему-то, вернуло ему естественный окрас, но при этом вынудило комично скосить глаза и обмякнуть.
Затем из башни медленно и величаво выплыл Вермиллион, тут же двинувшись к нам. Архимаг подлетел к нашей парочке, зависнув над ней четырехметровым столпом, а затем, коротко оглянувшись по сторонам с явным удовольствием на всех лицах, оповестил о том, что он — готов.
— Зато я не совсем готова… — пробурчала Саломея, чьи глаза загорелись присутствием богини, — Знаешь, в чем затруднение, архимаг?
— В чем? — тут же нахмурился он.
— В том, что нет больше силы бога несчастий, — со вздохом поведала ему апостол, — Природа Джо уже начала влиять на эту мощь. Теперь она, если так подумать, скорее сила несчастных совпадений. Он же рассказывал тебе, как у него вышло с этим Сопротивлением, с карлами, да хоть и с магами сегодня? Ну, с магами прошло всё почти естественно, а вот карлы и волшебные существа пострадали именно из-за трансформирующейся силы Джо. С одной стороны, мне сейчас будет легче, так как тьмы в этой силе убавилось, с другой стороны…
— Влияние Святого куда менее однозначное, чем сила неудач, — кивнул нахмурившийся архимаг, — Но отступать нам поздно. Приступим.
///
Две энергетические бури, контролируемые, сжатые и страшные, объединили трех разумных в единую систему. Темно-фиолетовая энергия, жуткая и нестабильная, выходила рваным потоком из молодого волшебника, удерживающего страшно шевелящуюся метлу, а затем впитывалась без остатка в фигуристую девушку с развевающимися золотыми волосами. Из последней же бил устойчивый и ровный поток бело-серой энергии, врезающийся в напряженного синего призрака высокого роста. Тот стоял, запрокинув все свои четыре лица, их бороды развевались под тугими струями ветра.
Однако, наблюдателя мало волновало происходящее. Его полный смертельной ярости взгляд не отрывался от спины волшебника, убийственное намерение переполняло тело мстителя, затаившегося под сотнями сплетенных вместе маскировочных фейных накидок. В зубах у существа, ждущего своего часа, сиял остро отточенный клинок, покрытый рунами и волшебными знаками.
Час был близок.
Пугнус по имени Аргиовольд был готов. Его серую тушу, собранную сейчас в единый комок мускулов, облегал уникальный в своем роде латный доспех, сделанный из всех сокровищ погибшей армии Сопротивления. На голове был шлем, почти полностью закрывающий морду осла. Это, правда, были сущие мелочи для мстителя, куда интереснее было то, что у него внутри! Лучшие эликсиры, лучшие целительные зелья, всё, что он смог забрать у спасших его гоблинов!
Да, они выкопали его из груды хлама, сломанного и разбитого, да, они отпоили его, надеясь, что Аргиовольд поведет их дальше, но… он не собирался. Он заставил их одеть его, обвесить амулетами и талисманами, а затем убил своих спасителей. В сердце пугнуса, прекрасно понимающего, что всему пришел конец, царила только жажда мести.